Основные мотивы лирики байрона. Романчук Л.:"Новаторство в любовной лирике Байрона"

Оно сложно, двусоставно. Первая часть – это глобальный пессимизм, горькая безнадёжность, «мировая скорбь», разочарование во всём. Мир крайне несовершенен, в нём никогда не воплощаются наши мечты и идеалы, в нём невозможна ни настоящая любовь, ни дружба, ни счастье. Конечно, невозможно и то идеальное общество, о котором мечтали просветители. Несовершенство мира и общества вечны. Человек обречён на страдания, одиночество и смерть.

При этом Байрон не был атеистом, он верил в Бога, сотворившего мир, но он считал, что Бог – злое существо, которое создало человека на потеху себе и с интересом наблюдает за его мучениями с небес.

Вторая часть мировоззрения Байрона, странным образом противоположна первой, но логически из неё вытекает – это трагический героизм. В этих страшных, тяжёлых условиях человеку остаётся одно: несмотря ни на что, не унижаться, сохранять своё внутреннее благородство, уметь презирать этот страшный мир, так или иначе противостоять ему – даже если нет никаких шансов на победу. Есть нечто более важное, чем реальная победа - это внутренняя победа, стойкость в отстаивании идеалов и ценностей, чувство собственного достоинства. Лучше погибнуть, но не сдаться, не предать самого себя. Идеал человека для Байрона – герой, противостоящий чему-то более сильному, непобедимому, непреодолимому. Например, Прометей из стихотворения 1816 года «Прометей», в конце которого Байрон даёт определение человеческой жизни:

И, свергнут с горней высоты, / Сумел так мужественно ты,

Так гордо пронести свой жребий, / Противоборствуя Судьбе,

Ни на Земле, ни даже в Небе, /Никем не сломленный в борьбе.

И смертным ты пример явил. / Ты - символ их судеб и сил.

Жизнь человека - непокорство, / Беде и злу противоборство,

Когда силён одним собой, / Всем чёрным силам даст он бой.

Бесстрашье чувства, сила воли / И в бездне мук сильней всего.

Он счастлив этим в горькой доле.

Чем бунт его - не торжество? / Чем не победа – смерть его?

И ещё один существенный момент. Необычность, нетрадиционность мировоззрения Байрона заключалась в том, что он восхищался сильными людьми, которые в своём противостоянии с судьбой и несправедливым человеческим обществом способны на нарушение нравственных норм, на преступление и зло. Сила духа, гордость, чувство собственного достоинства, свободолюбие были для Байрона качествами более ценными, чем доброта и человеколюбие. Таким образом, Байрон очень серьёзно отступил от традиционной христианской морали, и, тем не менее, остался в мировой культуре как великий поэт.

Творчество.

Лирика - самая лучшая, совершенная, неустаревшая часть творчества Байрона. Вся она проникнута благородством, то есть умением уступить, защитить, взять страдание и вину на себя, это проявление высокого альтруизма, основанного на уважении к другому, а также на уважении к себе самому.

В лирике Байрона можно выделить несколько основных, наиболее значимых тем.

1 тема – любовь . Разочарованный Байрон в основном описывал любовь трагическую, несчастную, потерянную. Однако, были у него стихи о любви счастливой. Например, «Подражание Катуллу» (1806) - в переводе А. Блока - показывающее всю страстность Байрона.

О, только б огонь этих глаз целовать / Я тысячи раз не устал бы желать.

Всегда погружать мои губы в их свет – / В одном поцелуе прошло бы сто лет.

Но разве душа утомится, любя. / Всё льнул бы к тебе, целовал бы тебя,

Ничто б не могло губ от губ оторвать: / Мы всё б целовались опять и опять;

И пусть поцелуям не будет числа, / Как зёрнам на ниве, где жатва спела.

И мысль о разлуке не стоит труда: / Могу ль изменить? Никогда, никогда.

Это как раз то первоначальное и неповторимое по своей юношеской абсолютности счастье, которое Байрон потерял впоследствии и по которому тоскует в других стихах.

Первый любовный цикл посвящён Мэри Чаворт, ей посвящено наибольшее количество стихов, мы упомянем лишь лучшие. Стихотворение «Ты счастлива» (1808) похоже на стихотворение Пушкина «Я вас любил» своим внутренним благородством. Он встречает свою бывшую возлюбленную через несколько лет после разлуки, она, уже замужняя, была с ребёнком. В его душе неожиданно с новой силой вспыхивает давняя любовь, а вместе с ней и ревность, и горечь от несбыточности возможного счастья. Но он усилием воли скрыл все эти мучительные чувства, подавил их, чтобы не нарушить счастья, душевного спокойствия возлюбленной.

«Стансы к некой даме, написанные при отъезде из Англии» (1809). Любовь, которая принесла страдание, разочарование и одиночество, несмотря ни на что живёт в сердце, безнадёжная любовь к женщине, отвергнувшей лирического героя.

Я одинок средь бурь и гроз, / Как без подруги альбатрос,

Смотрю вокруг – надежды нет / Мне на улыбку и привет.

В толпе я шумной потону – / И всё один, люблю одну.

Прорезав пенных волн гряду, / Я на чужбине дом найду,

Но, помня милый, лживый лик, / Не успокоюсь ни на миг

И сам себя не обману, / Пока люблю я лишь одну.

Любой отверженный бедняк / Найдёт приветливый очаг,

Где дружбы и любви тепло / Его бы отогреть могло…

Кому я руку протяну, / Любя до смерти лишь одну?

Подробный счёт былых потерь -/Чем были мы, что мы теперь,

Разбил бы слабые сердца, / Моё же стойко до конца.

Оно стучит, как в старину, / И вечно любит лишь одну.

Обратите внимание, как благородно и сдержанно выражает Байрон душевные муки.

Далее цикл, посвящённый некой Тирзе, неизвестной возлюблённой Байрона, рано умершей (скорее всего он познакомился с ней во время путешествия). В этих стихах выражены одновременно и сильная любовь, и страшное горе после смерти возлюбленной. Лучшее стихотворение - «Нет, не хочу ни горьких слов» (1811).

Замечательный цикл из трёх стихотворений обращён к сестре Августе, он написан в 1816 году после изгнания из Англии. В них выражена нежная благодарность сестре за то, что она одна не предала его, не отвергла, в то время как все его отвергли и гнали как зверя. Два стихотворения с одинаковым названием «Стансы к Августе» и одно «Послание к Августе».

Кроме того, нужно упомянуть прекрасное стихотворение, посвящённое неизвестно кому - «Ты плачешь» (1815).

2 тема лирики Байрона – разочарование в жизни, непосредственное выражение душевных страданий, констатация несправедливого, бесчеловечного, бессмысленного устройства мира.

Сильнее всего страдание выражено в стихотворении «Душа моя мрачна» (1815) в знаменитом переводе Лермонтова. В нём для выражения своего чувства Байрон воспользовался сюжетом Ветхого завета. Царь Саул просит певца спеть печальную песню, чтобы через неё выплеснуть своё горе.

Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец,

Мне тягостны веселья звуки!

Я говорю тебе: я слёз хочу, певец,

Иль разорвётся грудь от муки.

«Солнце неспящих» (1815). Этот шедевр печатается в разных переводах с называниями «Солнце бессонных», «Солнце бодрствующих», классическим, лучшим является перевод А.К. Толстого.

Неспящих солнце, грустная звезда,

Как слёзно луч мерцает твой всегда,

Как темнота при нём ещё темней,

Как он похож на радость прежних дней!

Так светит прошлое нам в жизненной ночи,

Но уж не греют нас бессильные лучи.

Звезда минувшего так в горе мне видна,

Видна – но далека, светла – но холодна.

Тусклый свет далёкой звезды – символ печали по невозвратимо ушедшему счастливому прошлому.

В некоторых стихах Байрон представляет смерть как нечто положительное, желанное окончание бессмысленной жизни. «Эвтаназия» (благая смерть) и «К Времени» (оба -1812).

Байрон даёт несколько способов на время забыть страдание. Первый – утопить горе в вине - «Наполняйте стаканы» (1809). Второй – бегство от ненавистного человеческого общества в природу. Причём, с детства поэта тянуло не к мирным английским пейзажам, а к чему-то более грандиозному необычному, к горам и морю. Об этом одно из лучших стихотворений Байрона «Хочу я быть ребёнком вольным» (1807) перевод Брюсова или в переводе Левика «Когда б я мог в морях пустынных» (оба перевода равноценны).

Дай мне, Судьба, в густых дубравах / Забыть рабов, забыть вельмож,

Лакеев и льстецов лукавых, / Цивилизованную ложь.

Дай мне над грозным океаном / Бродить среди угрюмых скал,

Где не знаком ещё с обманом, / Любил я, верил и мечтал.

Я мало жил, но сердцу ясно, / Что мир мне чужд, как миру я.

Ищу, гляжу во тьму – напрасно: / Он скрыт, порог небытия!

Порою боль души глухую / Смирит вино на краткий срок,

И смех мой весел, я пирую, / Но сердцем, сердцем одинок.

Третья важная для Байрона тема – героическая, воспевание героев . Лучшие стихи – «Ты кончил жизни путь герой, / теперь твоя начнётся слава» (1815), «Прометей» (1816), «В день, когда мне исполнилось 36 лет» (1824). Здесь же нужно упомянуть стихи, посвящённые Наполеону, к которому Байрон относился неоднозначно, но в основном – восхищался им как сильной личностью, возвышающейся над толпой ничтожеств, презирающей общепринятую мораль и потому обречённой на трагическое одиночество. Лучшее стихотворение из наполеоновского цикла – «Звезда Почётного легиона» (1815) - это название высшего до сих пор ордена во Франции, учреждённого Наполеоном. Но лучше всего о нём сказано в поэме «Паломничестве Чайльд-Гарольда» (песня 3, строфы 39, 40, 42, 45).

Одно из лучших и знаменитых произведений Байрона - поэма «Паломничество Чайльд-Гарольда ». Первые две песни написаны в 1809-11 годах. Третья и четвёртая – 1816-18. Чайльд-Гарольд стал самым ярким воплощением разочарованного героя, лишнего человека (как его назвали в России) в европейской литературе. Он стал символом разочарования, прямым предшественником Онегина и Печорина. Он очень похож на самого Байрона, биографические данные у них во многом совпадают.

Очень интересно и необычно то, что Чайльд-Гарольд, главный герой, близкий автору, с самого начала в течение 4 строф характеризуется исключительно отрицательно – как бездельник и развратник, который «душою предан низменным соблазнам». Далее начинается оправдание героя, выясняется, что он страдающий развратник. «Но в сердце Чайльд глухую боль унёс», «любил одну – прельщал любовью многих, / Любил и не назвал её своей» (конечно, тут вспоминается история с Мэри Чаворт). Чтобы развеять тоску, Чайльд-Гарольд едет в путешествие по тем же восточным странам, что посетил и сам Байрон. Вся поэма есть просто описание путевых впечатлений героя без всякого сюжета. Поэма очень необычна тем, что образ автора имеет в ней гораздо большее значение, чем образ главного героя, авторские отступления занимают гораздо больше места, чем повествование о герое. Да и путевые впечатления принадлежат скорее Байрону, чем Чайльд-Гарольду. Ближе к концу Байрон практически забывает о существовании своего героя.

Поэма похожа на гигантское (150-страничное) лирическое стихотворение, в ней главное - раскрытие богатого внутреннего мира самого Байрона, его неравнодушной страстной души, его ярких, сильных, глубоких чувств, а также его оригинальных взглядов на человеческую жизнь, на природу, на историю, на современные ему исторические события.

Но читать поэму без подробного исторического комментария очень трудно, Байрон в ней постоянно касается событий, которые совершенно незнакомы или малознакомы русскому читателю. К сожалению, наши издания поэмы весьма скупы на комментарии.

Песнь 1. Путешествие по Португалии, Испании. Главное – страстное, сочувствующее описание героической борьбы за свободу, которую ведёт испанский народ с захватчиками-французами в 1809 году.

Ты видишь трупы женщин и детей / И дым над городами и полями?

Кинжала нет – дубиной, ломом бей, / Пора кончать с незваными гостями!

На свалке место им, в помойной яме! / Псам кинуть труп – и то велик почёт!

Засыпь поля их смрадными костями

И тлеть оставь, пусть внук по ним прочтёт,

Как защищал своё достоинство народ.

Песнь 2. Посещение Албании, восхищение мужеством албанских горцев, путешествие по Греции: восхищение её древней культурой и возмущение рабской покорностью современных греков, завоёванных турками.

Песнь 3. Посещение поля битвы при Ватерлоо в Бельгии, где был в последний раз разгромлен Наполеон. Самое главное – восхищение прекрасной природой Швейцарии, её горами и озёрами. Это самая лучшая песнь, самая страстная, эмоциональная, наполненная глубокими философскими размышлениями. Особенно прекрасно описание ночи в горах, сначала тихой, потом начинается гроза (строфы 89-103), автор ощущает себя как частичку природы.

Какая ночь! Великая, святая, / Божественная ночь! Ты не для сна!

Я пью блаженство грозового рая, / Я бурей пьян, которой ты полна.

Песнь 4. Описание Италии, её древней культуры, восхищение итальянским искусством. То же неплохая, философская песнь, особенно знаменито объяснение в любви к морю в самом конце (строфы 179-184).

Смысл поэмы. Паломничество – это путешествие к святым местам для очищения, укрепления души, обретения высших положительных ценностей. Разочарованные герой и автор ищут эти ценности, и находят, хотя преодолеть разочарование окончательно им всё равно не удаётся. В поэме выясняется, что главная ценность - свобода во всех смыслах: и политическая, и личная. Вторая ценность - красота природы, а также красота, созданная человеком, - искусство. В проповеди этих ценностей и состоит смысл поэмы.

Песнь 4. Строфа 127.

Так будем смело мыслить! Отстоим / Последний форт средь общего паденья.

Пускай хоть ты останешься моим, / Святое право мысли и сужденья,

Ты, Божий дар! Хоть с нашего рожденья / Тебя в оковах держат палачи,

Чтоб воспарить не мог из заточенья / Ты к солнцу правды, - но блеснут лучи,

И всё поймёт слепец, томящийся в ночи.

Восточные поэмы.

Всего их было шесть. Писались с 1813 по 1816 год. Именно на них основывалась огромная прижизненная слава Байрона. Это важнейшие произведения в его творчестве. Особенности: 1) для всех поэм характерна экзотичность места действия, в большинстве их них – это восточные страны, а именно Турция или Греция. 2) напряжённый яркий любовный сюжет: измена, ревность, месть, убийства, самоубийства и т.д. 3) страстность, эмоциональность повествования. 4) атмосфера таинственности, загадочности, недосказанности.

5) Особый необычный тип героя – байронический. Герои восточных поэм очень противоречивы. С одной стороны, они абсолютные эгоисты, гордецы, презирающие всех людей. В них нет ни капли человеколюбия, доброты, они легко проливают кровь, они почти все преступники, злодеи, убийцы. И все эти отрицательные качества автор не только не скрывает, но демонстративно настаивает на них. Но с другой стороны, они так описаны, что мы явно чувствуем авторскую симпатию – они привлекательны необыкновенной смелостью, страстностью, благородством, глубиной душевных страданий, причины которых часто неизвестны. Они проливают кровь, но всегда (или почти всегда) в открытом честном бою, не убивают слабых, безоружных. Но главное - это их необыкновенная сила духа, им нужны такие страсти, такие переживания, которые обычные люди не выдерживают. Они живут опасностью, риском, так, чтобы захватывало дух.

Эти герои одновременно и отталкивают, и привлекают, но в целом всё-таки больше привлекают. Так Байрон впервые столь ярко опоэтизировал зло, показал, что зло может быть привлекательным. После него обаяние зла исследовали и Лермонтов (образ Печорина), и Достоевский (образ Ставрогина из романа «Бесы») и, наконец, Булгаков в «Мастере и Маргарите» (образ Воланд).

Итак, самые значительные восточные поэмы, достойные прочтения.

«Гяур», что значит по-турецки неверный, не мусульманин, враг. Так зовут главного героя - молодого европейца. Очень необычно, что на протяжении большей части поэмы автор целенаправленно главного героя характеризует с отрицательной стороны: с точки зрения врагов, полных ненависти и страха к Гяуру.

Сначала рассказчик – простой турецкий рыбак, случайно ставший свидетелем основных сюжетных событий. В конце отрывка он произносит самые страшные проклятия Гяуру. Ему мало того, что он попадёт в ад, он должен после смерти выходить из могилы и как вампир пить «кровь живую своих же собственных детей».

И действительно, по сюжету он разрушил семью, стал причиной гибели молодой женщины, убил её мужа. Турецкий паша Гассан ввёл его в свой дом, а он влюбился в молодую жену хозяина Леилу, и та ответила взаимностью. Узнав о готовящейся измене, Гассан по турецкому обычаю приказал неверную жену утопить. Гяур отомстил, в бою убил Гассана.

Коль дьявол плотью облекался, / Он в этом облике являлся.

Клянусь спасеньем – только ад / Мог породить подобный взгляд!

И только в конце слово даётся самому Гяуру: но и здесь мы не услышим опровержения обвинений в свой адрес, раскаяния. Герой просто объясняет свой характер воина и страстного, страдающего человека, любившего и потерявшего любовь.

Пускай мою любовь клеймят

Грехом, позором, преступленьем, / Карай и ты её презреньем.

Старик, ты смотришь на меня, / Как будто хищный коршун я, -

Ты не скрываешь отвращенья. / Да, путь кровавый преступленья

И я прошёл, как коршун злой, / Но я не знал любви другой.

Я сердцем твёрд. Моё желанье - / иль смерть, иль счастье обладанья.

Да, я умру, но я любил, / Я радость жизни ощутил.

Перед смертью он гордо отказывается от исповеди и покаяния.

«Корсар» - тоже хорошая поэма, но только в переводе Ю. Петрова, а не Шенгели. Главный герой Конрад – бесстрашный и беспощадный предводитель шайки пиратов (корсар – это и есть пират). Тоже очень яркий сюжет, автор также не жалеет для Конрада чёрных красок. Но это поэма более аналитическая, в ней есть попытка проанализировать характер героя, глубже заглянуть в его душу, понять её противоречия.

«Лара» - наиболее интересная из восточных поэм. Лара – герой откровенно безнравственный, наименее человечный образ среди всех героев восточных поэм, поскольку в поэме он никого не любит. Гяура же и Корсара глубокая любовь очеловечивает. Лара любит только себя.

Но несмотря на это Лара остаётся необыкновенно привлекательным героем, в его жизни есть какая-то страшная тайна, которая не раскрывается до конца. Он мечтает об одном - стать выше всех. Чувствуется, что для него нет никаких пределов, никаких законов, которые он не преодолеет.

Он себялюбья мелкого не знал.

Одною мыслью вечно вдохновлён - / Не ведать равных! Этим искушеньем

Охваченный, не погнушался б он / Вступить на путь, ведущий к преступленьям.

Не ведать равных! Люди на земле / Едва ль такой исполнятся отваги,

Чтоб подглядеть, как он погряз во зле,

Чтоб разглядеть, как он расцвёл во благе.

Обычные заботы унялись / В его душе, а дух в такую высь

Взлетел, что кровь струилась по-иному, / Лишь отвращенья полная к земному.

Невероятная гордыня возносит героя на высоту, недоступную обычным смертным, где кровь даже струится по-иному. В своей гордыне он пытается даже соперничать с Богом.

Мятежно воспаряя надо всем, / Готовый над стихиями смеяться,

Он думал: есть ли в небе Тот, пред кем

Склониться должен он иль с кем сравняться?

Лара – по духу истинный богоборец. Как Гяур и Конрад, перед смертью он гордо отказывается от христианских обрядов покаяния, от примирения с Богом.

Лара – князь, но становится во главе крестьянского восстания против дворян, видимо, с целью захватить высшую власть. Восставших разбивают, и Лара в последнем бою храбро погибает. И тут оказывается, что его верный, абсолютно преданный молодой красивый, всегда молчаливый паж - переодетая девушка, влюблённая в Лару. Она умирает от тоски на его могиле. Такая вот романтическая история.

«Паризина» - также одна из самых красивых поэм Байрона, но в ней герой другой, более обычный, правда, он тоже совершает преступление – вступает в связь с молодой женой своего отца и за это казнён. Но выясняется, что виноват во всём отец, он когда-то отбил у сына невесту и насильно женился на ней.

Восточные поэмы очень серьёзно повлияли на мировую литературу, в том числе русскую, вызвали массу подражаний. Под их непосредственным влиянием Пушкин писал свои южные поэмы (самая из них байроническая «Бахчисарайский фонтан»), Лермонтов – кавказские поэмы («Мцыри» очень похож на «Гяура»).

Далее поэма не входящая в число восточных - «Шильонский узник» (1816), прекрасно переведённая В.А. Жуковским, также относится к лучшим созданиям Байрона. В ней очень ярко, глубоко переданы страдания, отчаяние, ужас человека, много лет томящегося в сыром подземелье средневекового замка, на глазах которого умерли два его брата. 9 строфа поэмы – яркое описание болезненного бреда героя, находящегося на грани сумасшествия.

Но что потом сбылось со мной, / Не помню… свет казался тьмой,

Тьма светом; воздух исчезал; / В оцепенении стоял,

Без памяти, без бытия, / Меж камней хладным камнем я;

И виделось, как в тяжком сне, / Всё бледным, тёмным, тусклым мне;

Всё в мутную слилося тень; / То не было ни ночь, ни день:

То было – тьма, без темноты; / То было – бездна пустоты

Без протяженья и границ; / То были образы без лиц;

То страшный мир какой-то был, / Без неба, света и светил,

Без времени, без дней и лет, / Без промысла, без благ и бед,

Ни жизнь, ни смерть – как сон гробов, / Как океан без берегов,

Задавленный тяжёлой мглой, / Недвижный, тёмный и немой.

Самое страшное и парадоксальное, что, в конце концов, он так привык к тюрьме, что после освобождения пожалел о ней.

Одновременно с романтическими поэмами Байроном создавалась любовная и героическая лирика , к которой относится цикл "Еврейские мелодии". Поэт хорошо знал и любил Библию с детства и в "Еврейских мелодиях", обратившись к библейским мотивам в стихотворениях "На арфе священной...", "Саул", "Дочь Иевфая", "Видение Валтасара" и в ряде других, сохраняя образность и сюжетную основу эпизодов, взятых из этого памятника древней литературы, передавал их эпичность и лиризм. В цикле есть стихотворения, которые навеяны и личными воспоминаниями и переживаниями поэта, такие, как "Она идет во всей красе", "О, если там за небесами", "Скончалася она", "Душа моя мрачна". Весь цикл объединяет общее настроение, по большей части грусти и меланхолии. "Еврейские мелодии" писались для композитора Исаака Натана, который совместно с композитором Брегемом положил их на музыку.

Как раз в этот период, после поражения Наполеона при Ватерлоо и последовавших за этим политических событий в Англии и Франции, Байрон написал ряд произведений о Наполеоне – "Прощание Наполеона", "С французского", "Ода с французского", "Звезда Почетного легиона". Указания на французский источник делались автором с целью отвести от газет, где публиковались эти сочинения, обвинения их в нелояльности к правительству. В цикле о Наполеоне Байрон занимал четкую антишовинистическую позицию, считая, что Англия, ведя войну с Францией и Наполеоном, принесла много бедствий своему народу.

Необыкновенным богатством и разнообразием отличается любовная лирика Байрона 1813 – 1817гг.: благородство, нежность, глубокая гуманность составляют отличительные ее черты. Это лирика, лишенная какого бы то ни было мистицизма, ложной фантазии, аскетизма, религиозности.

В сборнике «Еврейские мелодии» Байрон создает свой идеал любви. Говоря о гуманизме лирических стихотворений Байрона, нужно прежде всего иметь в виду тот дух вольнолюбия и борьбы, которым они исполнены.

В таких жемчужинах своей поэзии, как «Подражание Катуллу», «В альбом», «Афинянке», «К Тирзе», «Решусь», «На вопрос о начале любви», «Подражание португальскому», «Разлука», «О, если там, за небесами», «Ты плакала», «Стансы к Августе» и др., – он выражал освободительные идеалы нового времени. Глубокая искренность, чистота и свежесть чувства, жажда свободы, высокая и подлинная человечность лирических стихотворений будили сознание общества, настраивали его против обычаев и нравов, насаждаемых церковью в период реакции.

Библейские сюжеты, разрабатываемые автором цикла, служат условной формой, данью национально-революционным традициям, идущим от Мильтона, Блейка и др. Интересно, по-новому намечено решение темы индивидуального героизма в этом цикле. В стихотворении «Ты кончил жизни путь» рассказывается о герое, который сознательно пожертвовал жизнью для блага отечества. Поэт подчеркивает, что имя героя бессмертно в сознании народа.

В биографиях и творческом наследии русских поэтов, идейно связанных с первым этапом революционно-освободительного движения, имя Байрона встречается постоянно.

> великих русских поэтов - >. В таком сопоставлении становится также очевидно различие между романтизмом и реализмом, в русле которого создан ряд произведений М. Ю. Лермонтова последних лет.

Предмет исследования: творчество Байрона и Лермонтова.

Гипотеза: предполагается, что мотивы, идеи и образы Байрона нашли свое отражение в творчестве Лермонтова.

Цель данной работы: сопоставить основные мотивы лирики Лермонтова и Байрона.

Для достижения цели в ходе исследования были сформулированы следующие задачи:

1) Исследовать биографии Лермонтова и Байрона.

2) Изучить произведения поэтов.

3) Проанализировать лирические произведения.

4) Сравнить основные мотивы и идеи.

М. Ю. Лермонтов родился со 2 на 3 октября 1814 года в Москве, в доме на Садовой близ Красных Ворот.

Отец - Юрий Петрович Лермонтов, происходит от древней шотландской фамилии, переселившейся в Россию в 16 веке, был небогат и незнатен.

Отец Байрона, Джон Байрон был авантюристом и мотом, сбежал во Францию от кредиторов.

Мать Байрона, Кэтрин Гордон, вскоре после рождения сына покинутая беспутным мужем, испытывала > - ведь она происходила из древнего рода шотландских королей и унаследовала богатое состояние, пущенное на ветер отцом мальчика.

Мать Михаила, Марья Михайловна, урожденная Арсеньева, принадлежала к богатой и знатной семье. Бабушка Лермонтова по материнской линии Елизавета Арсеньева нежно полюбила внука, но терпеть не могла отца его. На этой почве начались семейные распри.

Мать Байрона, забрав маленького сына, уехала к себе на родину - в Шотландию. С морем он подружился, >, как писал впоследствии. Дикая шотландская природа с ее водопадами, ущельями, морями, жизнь и предания горцев надолго запомнятся впечатлительному мальчику и станут основой для ряда юношеских стихов.

Нуждаясь в средствах, мать сдала замок в аренду и поселилась с сыном в маленьком городке, довольствуясь скромным, полумещанским существованием. Там мальчик воспитывался в простоте деревенских нравов. Очень рано стал писать стихи.

Лермонтову же не исполнилось и года, когда его перевезли из Москвы в Тарханы - в имение его бабушки. Здесь и прошло детство будущего поэта. Тарханы обогатили Лермонтова впечатлениями, которые оказались важными для воспитания его характера и для его мировоззрения. Здесь он познал неброскую красоту среднерусской природы, приобщился к поэзии деревенского быта. Услышал и полюбил народные песни и предания о волжских разбойниках, а также о Стеньке Разине и Пугачеве. Картины природы оживали в воображении маленького Лермонтова и становились волшебными. "Когда я еще мал был, я любил смотреть на луну, на разновидные облака, которые в виде рыцарей с шлемами теснились будто вокруг нее, будто рыцари, сопровождающие Армиду в замок, полные ревности и беспокойства",- писал он позднее.

В 1817 году умерла мать Лермонтова. Смутно помнил он ласковые руки и слабый голосок матери, напевавшей ему грустную песню. Семейные отношения с ее смертью еще более обострились. Отец должен был отказаться от сына, чтобы сохранить ему наследство: таково было требование бабушки. Лермонтов любил и бабушку и отца. Оставшись на попечении бабушки, благодарный ей за ее любовь к нему, он не мог, однако, не думать об отце.

В 10 лет, из-за смерти двух его родственников, Байрон получил в наследство титул лорда, и мать перевезла его в Англию, в старинное поместье деда Байрона - Ньюстэд.

После смерти дочери Елизавета Алексеевна Лермонтова занялась воспитанием внука. Она не расставалась с ним ни днём, ни ночью. Малейшее его нездоровье приводило её в крайнюю тревогу. Лермонтов был довольно болезненным мальчиком и бабушка трижды возила его на Кавказ к Горячим водам. Маленький Лермонтов с нетерпением ждал этой поездки. Ожидания не обманули будущего поэта. На Горячих водах он наблюдал нравы кавказских жителей, их мужество и ловкость. В окрестностях Горячих вод Лермонтов присутствовал на празднике горцев, где слушал песни народного певца, смотрел на скачки, состязания в стрельбе. Здесь он впервые испытал чувство любви. Позднее, в 1830г. , он запишет об этом в дневнике: "Кто мне поверит, что я знал уже любовь, имея десять лет от роду? Мы были большим семейством на водах Кавказских: бабушка, тетушка, кузины. К моим кузинам приходила одна дама с дочерью, девочкой лет девяти. Я ее видел там. Я не помню, хороша она была или нет. Но ее образ и теперь еще хранится в голове моей".

Для укрепления здоровья мать привезла Байрона в Шотландию, где было ее родовое поместье и где шумело море.

Малоподвижный и болезненный с детства, он вырос и окреп физически, так как увлекся греблей, верховой ездой, стрельбой и плаванием. Впоследствии его поэтической славе будет сопутствовать слава отличного стрелка, фехтовальщика, наездника и в особенности пловца.

Рассказывают, что Байрон в детстве уже страдал тем, что одна его нога, поврежденная при рождении, была искалечена, и его называли >. Он мучился, что не мог, как ему казалось, из-за этого недостатка нравиться женщинам. Он всю жизнь не мог позабыть, как 15-ти лет, полюбивши 17-летнюю Мэри Ховарт, должен был присутствовать при том, как она кружилась в вихре бала в объятьях других, а он со своей ногой не мог принимать участие в танцах. Ужасен был для него удар, когда ему случайно пришлось услышать, как эта обожаемая им девушка сказала о нем своей горничной: > Тринадцать лет спустя Байрон на вилле Диодати, на Женевском озере, вспоминает это происшествие в своем стихотворении > и пишет его, обливаясь горькими слезами. В молодости намеки на физический недостаток порой доводили его до бешенства, порой он сам отзывался о нем с юмором и сарказмом.

Лермонтов тоже был сутуловат и кривоног вследствие болезни в детстве, а потом, разбитый лошадью, всю жизнь слегка похрамывал, еще более уподобляясь этим Байрону.

В 1827 году бабушка повезла Мишу в Москву - она решила поместить его в Университетский благородный пансион, но прежде наняла ему учителей на год, чтобы он смог поступить сразу в четвертый класс. Христиана Осиповна обучала немецкому, для других языков были наняты гувернёры: Капе, еврей Левис, эмигрант Жандро, англичанин Винсон, от него Миша приобрёл знание английского языка и впервые в оригинале познакомился с Байроном.

В 1828 году поступил в Благородный университетский пансион. Лермонтов зачитывался стихами своих любимых поэтов, а томик стиховБайрона всегда носил с собой.

Первоначальное воспитание Джордж Байрон получил в местечке Гарроу (Харроу) в одной из школ для детей английской аристократии. Здесь он изучает английский и греческий языки, знакомится с историей античного мира, английской литературой, много читает, и книги становятся его страстью.

В ту пору он сформировался как личность влюбчивая, необузданная в стремлениях и желаниях, вспыльчивая, с обостренным самолюбием и гипертрофированным чувством чести. Поступив в Кембриджский университет, Байрон покинул его, не закончив курса обучения. В годы студенчества, в 1807 году, выщел его первый сборник стихов - >. Если бы сборник имел успех, Байрон, по его словам, может быть, навсегда оставил бы поэзию. Но теперь он решил доказать всем, что он - поэт.

В 1830 году Лермонтов поступил в Московский университет. Сознание гениальности пробудилось в нем рано, когда он и не думал еще выступать в свет, и уже тогда он сравнивал (в стихотворении >) душу свою с >.

То, что Лермонтов действительно талант, все понимают сразу, как только видят первые строки стихотворения "Смерть Поэта". Одного великого поэта Россия только что лишилась, больше рисковать она не может. Но как сберечь гибнущего на глазах Художника? Тут вспоминают, как благотворно подействовала в своё время на Пушкина богатая южная природа, сколько там у него было ярких впечатлений, интересных встреч, лёгких увлечений, оставивших светлый след на всю жизнь. Удачный опыт решают повторить. Лермонтова посылают на Кавказ под крыло брата Пушкина, добрейшего Лёвы (Нижегородский драгунский полк), и на время его там пребывания Николай запрещает вести любые военные действия.

По традиции пэров Англии, шумно отпраздновав свое совершеннолетие, Байрон решил занять место в палате лордов. Следуя той же традиции, летом 1809 года он отправился в длительное путешествие по континенту. За два года он побывал в Испании и Португалии, на островах Средиземного моря, в Албании, Греции и Турции, в странах Малой Азии. Возвращение было вынужденным - кончились средства - и печальным: он похоронил мать, двух друзей и любимую женщину. Одиночество, печаль, сознание бесцельности существования - вот итог его двухлетнего путешествия.

Но - не главный! Он и не подозревал, какой клад привез с собою - это были его путевые наброски.

16 февраля 1840 года произошла дуэль Лермонтова с де Барантом, за что 10 марта Лермонтов был арестован и посажен в ордонансгауз. В конце 1840 вышло первое издание его стихотворений.

По-прежнему сохраняя независимость от мнения общества, всегда откровенно высказываясь, Байрон с его критическим, склонным к сатире складом ума и дерзкой манерой поведения, сумел нажить себе немало врагов в свете. Они ждали лишь момента - и случай вскоре представился. Брак его оказался неудачен. Жена - Анабелла Милбэнк - не разделяла интересов поэта. Месяц спустя после рождения дочери Ады она, забрав ребенка, вернулась в родительский дом. Войдя в сношения с психиатрами, Анабелла пыталась с их помощью объявить Байрона душевнобольным. Когда это не удалось, подала на развод. Но только с Байроном могло случиться, что семейная неурядица разрослась в общественную драму. Те, кто не мог простить поэту независимости духа, свободомыслия, сатирических эпиграмм и бунтарского духа его поэм, пустили в ход все средства, чтобы свести с ним счеты. Совместными усилиями кредиторов имущество Байрона было описано. Газеты были полны издевательских заметок и карикатур. Появление его в обществе стало невозможным - вслед ему сыпались оскорбления, насмешки, а порой и камни.

В апреле 1816 года, попрощавшись с сестрой Августой - единственным человеком, остававшимся верным ему до конца, - лорд Байрон покинул Англию. Как оказалось, навсегда. В Италии поэт нашел то, чего ему недоставало на родине, - возможность деятельного участия в освободительной борьбе народа. Из экзотического певца Востока Байрон становится поэтом- мыслителем, философом. Он познает на собственном опыте, как непрочно, все то, к чему стремится человек, - счастье, слава, власть.

В начале февраля 1841 Лермонтов приезжает в Петербург, надеясь получить отставку и остаться в столице. Но и в этом ему будет отказано. Более того, ему будет предписано в течение 48 часов покинуть столицу и следовать в свой полк на Кавказе.

Он прибывает в Пятигорск. В записной книжке Лермонтов запишет свои последние стихи: "Спор", "Сон", "Утес", "Тамара", "Листок", "Свиданье", "Пророк", "Выхожу один я на дорогу" и др.

Здесь он встречает своих старых приятелей, в числе которых и его товарищ по Школе юнкеров Н. Мартынов. На одном из вечеров в доме Верзилиных, где собиралась молодежь, оскорбленный очередной язвительной шуткой Лермонтова, Мартынов вызывает его на дуэль. Дуэль состоялась 15 июля 1841. Выстрел раздался, и Лермонтов упал как подкошенный, не успев даже схватиться за больное место, как это обыкновенно делают ушибленные или раненые. Друзья обступили поэта, далекие еще от сознания, что Лермонтова уже не стало. Мартынов тотчас был арестован. "Новая великая утрата осиротила бедную русскую литературу", - напишет Белинский. Поэт был убит.

Тело М. Ю. Лермонтова было вырыто из кавказской земли, а затем привезено в Тарханы 21 апреля 1842 года. Через 2 дня оно было положено в землю родимого села рядом с прахом матери.

Байрон примкнул к освободительному движению, увлеченный идеями карбонариев. Однако его не устраивали вялость и непоследовательность деятелей революции. Вспыхнувшее в это время восстание в Греции предопределило его дальнейший путь - он спешит на помощь. Став во главе восставших, он проявил недюжинные способности - координировал действия, вел переговоры, составлял планы. Его штаб-квартира находилась в городке Миссолунги, расположенном в болотистой местности. Труды и лишения лагерной жизни подорвали здоровье Байрона. Он заболел лихорадкой и умер 19 апреля 1824 года. Его предсмертные слова были о Греции: >. Греция отметила смерть Байрона национальным трауром, останкам поэта были отданы воинские почести. Похоронен Байрон в небольшой церкви, неподалёку от Ньюстеда, на Родине.

Замечательно, что еще 15-летним мальчиком, в годы наибольшего подчинения Байрону, Лермонтов уже чувствовал и сознавал, что он не Байрон и что душа у него чисто русская. И действительно, восприняв от Байрона английский пессимизм, Лермонтов придал ему совершенно русский, народный характер.

Творчество Байрона было новаторским, содержало идеи, волновавшие как современников, так и последующие поколения. Недосказанное, непонятое Байроном досказывалось, рождало новые споры и всегда тревожило умы.

Романтические мотивы в лирике Лермонтова и Байрона

Романтические произведения Лермонтова носят ярко выраженный след чтения английского романтика. Его поэмы (некоторые из них он называет >) или отдельные главы их часто предваряют в качестве эпиграфа стихи из Байрона. В них тоже характерная для > ситуация: непримиримая вражда, месть, иногда это, как у Байрона,- месть героя своей родной стране, надругавшейся над его чувствами (> и >), самоотверженная любовь женщины, которая приходит на помощь герою. Аналогичную роль играет местный колорит - изображение далекого от цивилизации Кавказа.

Главное, однако, в романтическом творчестве Лермонтова - байронический герой, испытывающий >. Он с болью осознает неосуществимость своих надежд, и отсюда проистекает его разрыв со всем человечеством, его индивидуализм, утверждающийся как форма протеста против чуждого ему мира. Он всецело погружается в созерцание своих >, не признавая, в свою очередь, >.

>, - Д. Е. Максимов.

Развитие романтических мотивов в раннем творчестве Лермонтова наблюдаются в стремлении к романтическим идеалам, поэта волнуют глобальные события, происходящие в стране, судьба родины. Уже в 15 лет он задавал себе вопрос: > На этот вопрос он ответил всем дальнейшим своим творчеством, придя к выводу, что призвание поэта - служить родине. И лира Лермонтова всю жизнь звучала для России, волнуя, будоража, борясь с равнодушием и пассивностью. Недаром его с юности влекла бунтарская поэзия великого романтика Байрона, принимавшего участие в освободительной борьбе у себя на родине, в Италии и Греции.

Его покорил Байрон, он влюбился в байроновских неукротимых героев с их бурными, мятежными страстями, с их пламенной жаждой свободы и подвига. Лермонтов находил сходство между собой и британским поэтом, и под впечатлением прочитанной биографии Байрона он писал.

Но бунтарская натура в тогдашних условиях России обречена была >. И Лермонтов трагически воспринимал свое бездействие, столь не похожее на разностороннюю деятельность Байрона-человека. Именно поэтому в лермонтовском творчестве был углублен байроновский пессимизм. Осмысляя настроения Байрона с позиций своего времени, Лермонтов вынашивает свою философию пессимизма.

Творчество великого английского поэта Байрона вошло в историю мировой литературы как выдающееся художественное явление, связанное с эпохой романтизма. Возникшее в Западной Европе в конце 18-начале 19 в. новое направление в искусстве было реакцией на Французскую революцию и связанное с нею просветительство.

Первый сборник стихов - >, еще во многом незрелый, передает настроение разочарования и одиночества, все чаще охватывающее поэта. Назревал конфликт поэта с высшим английским обществом.

Не слиться мне душой свободной

С саксонской пышной суетой! - восклицает он в стихотворении >. Ему ненавистно >, он готов пожертвовать наследственным поместьем и громким титулом, чтобы не жить среди ненавистных ему людей.

Трагическое ощущение одиночества Байрон передает в >. Он обращается к окружающим его людям со словами глубочайшего презрения. Пустые, ничтожные, лицемерные, погрязшие в пороках люди должны, по его мнению, ощущать стыд перед любым животным. Стихотворение заканчивается безысходной нотой: у него был один верный друг - собака, и ту он похоронил.

Некоторые критики называли Байрона >. Но страстные обвинения поэта не могут быть адресованы всему человечеству. Впервые это понял В. Г. Белинский, который написал о Байроне: >.

Одна из ведущих тем творчества М. Ю. Лермонтова - тема одиночества. Обычно мы сравниваем это с мрачной эпохой, в которую ему довелось жить, со светской средой, в которой он вращался. Принято противопоставлять "образы бездушных людей", принадлежавших к светскому обществу, светлому миру природы, как вместилищу этических ценностей, олицетворению "естественного добра", противостоящего "историческому свету". В стихотворении "Как часто пестрою толпою окружен. ", построенному на контрасте - "приличьем стянутые маски" и "родные места" поэта - природа названа "царством дивным".

Тема одиночества проявляется в стихотворении >. Наиболее конкретное понимание одиночества как заключения в тюрьме отразилось в этом стихотворении.

Одиночество в темнице обусловлено внешними обстоятельствами, которые не зависят от человека. Красота ночного пейзажа волнует и притягивает поэта, очаровывает торжественной тишиной и покоем. Все здесь полно гармонии. Даже >.

Лермонтовские стихи об одиночестве навевают светлую грусть, вызывают желание понять этого великого поэта, побольше узнать о нем и огромное восхищение этим неповторимым талантом.

Продолжая тему роли поэта в обществе, Лермонтов пишет стихотворение >, в котором развивает мысли одноименного стихотворения Пушкина. Лермонтовский герой в начале стихотворения уже обладает >, которое дает ему право провозглашать людям >. Он хочет пробудить в них стремление к лучшей жизни, желание избавиться от >. Но его гуманные искренние слова не вызывают отклика в обществе, погрязшем в грехе и разврате.

Пророк чувствует себя свободным только в мире природы, полном гармонии, но он вновь возвращается к людям, ибо не может отказаться от своего назначения, трудной и благородной миссии. Значит, пророк не покорился судьбе, не отказался в угоду > от идеалов любви и справедливости. Таким должен быть истинный поэт, не отступающий перед трудностями и гонениями.

27 февраля 1812 г. , с трибуны палаты лордов Байрон произнес страстную речь против законопроекта о введении смертной казни луддитам. Эти люди виноваты, заявил Байрон, в тяжком преступлении, именуемом бедностью. нужда довела их до отчаяния, и палате следовало бы не придумывать кровавые законы, а найти способы помочь народу. Его речь, конечно, не могла приостановить утверждения внесенного законопроекта, но произвела большое впечатление на все передовые умы Англии того времени. Этой речи предшествовала >, в которой в поэтической форме сформулированы те же мысли.

Так определяются политические позиции Байрона. Я думаю, что все разнообразие творчества Байрона отбивает его стремление к гармоническому и прекрасному идеалу мыслителей прошлого. Но действительность, в которой жил поэт, не могла стать подпочвами для поисков подобного идеала ни в жизни, ни в искусстве. Поэтому ощущение неосуществленных поисков и стали причиной дисгармонии как в мировоззрении Байрона, так и в противоречиях мотивов его творчества.

По своей тематике, образам и мотивам имеют много общего поэма Лермонтова > и Байрона >.

Гяуром мусульмане называли иноверцев. Мцыри - на грузинском языке означает >, нечто вроде >. А в грузинском языке это слово переводится, как: пришелец, чужеземец, одинокий человек, не имеющий родных, близких.

Без роду, без племени, отверженный христианской цивилизацией, чужой в стане мусульман, Гяур терзаем тоской по утраченным и ушедшим, а душа его, если верить бытующим поверьям, обречена на участь вампира, из поколения в поколение приносящего беду потомкам.

Однако мщение не принесло гяуру ни удовлетворения, ни покоя. Его смятенный дух терзаем тайным недугом. Он стремится отстоять своё личное достоинство от покушений какого-то мрачного, тёмного мира, который олицетворяется в поэме таинственным и враждебным фоном, окружающим героя. Характер гяура раскрывается в борьбе и в трагических противоречиях его души: он яростно сопротивляется угрожающим ему таинственным силам; отчаяние не ослабляет его стремление к действию, к битвам.

Гяур терзается мыслью о том, что его "богатые чувства" по-пустому растрачены на бессмысленные вещи. В его монологе звучит обвинение обществу, которое сделало его несчастным отщепенцем, унизило.

Иное дело - павший смертью храбрых Гассан (весть о его гибели подручный по каравану приносит матери персонажа): > Финальные эпизоды поэмы переносят нас в христианский монастырь, где уже седьмой год обитает странный пришелец (>.). Принесший настоятелю щедрые дары, он принят обитателями монастыря как равный, но монахи чуждаются его, никогда не заставая за молитвой.

Причудливая вязь рассказов от разных лиц уступает место сбивчивому монологу Гяура, когда он, бессильный избыть не покидающее его страдание, стремится излить душу безымянному слушателю: > Чувствуя бремя греха, он корит себя не за убийство Гассана, а за то, что не сумел, не смог избавить от мучительной казни любимую. Любовь к ней, даже за гробовой чертой, стала единственной нитью, привязывающей его к земле; и только гордость помешала ему самому свершить над собою суд. И еще - ослепительное видение возлюбленной, привидевшейся ему в горячечном бреду.

Прощаясь, Гяур просит пришельца передать его давнему другу, некогда предрекшему его трагический удел, кольцо - на память о себе, - и похоронить без надписи, предав забвению в потомстве.

Поэму венчают следующие строки: >.

Страстную тоску по прекрасной, свободной отчизне воплотил поэт в поэме >.

Мцыри - это естественный человек, близкий природе, особенно ее бурным проявлениям: >. В нём сочетаются черты и силы, и слабости: > - и вместе с тем он > Уму свойственны и другие привлекательные черты. В нем есть и трепетность, и нежность.

И всё-таки для > человека природа из друга становится врагом. > Мцыри - натура незаурядная, личность, по природе своей, гордая и непреклонная.

Он >, ради неё Мцыри перенёс столько испытаний, но >, стараясь отыскать родной край: судьба смеялась над ним. Юноша бесполезно >. >, он, блуждая по лесу, вновь вышел к своей >, поняв, что >, он обречён до конца жизни остаться здесь, > Разочарованный, полный >, Мцыри желал бы забыться в >, где >

Мир художественных образов в лирике М. Ю. Лермонтова и Д. Г. Байрона

Лермонтовскую и байроновскую поэзию отмечает единство тематических, композиционных, стилистических элементов, стройность и гармоничность художественных образов, использование определённых художественных средств в творчестве поэтов;

Своеобразие образной структуры лирических произведений Лермонтова и Байрона заключается в принципе противопоставления образов в стихотворениях Лермонтова >, >, Байрона >; принцип сравнения, аналогии образов в стихотворениях Лермонтова >, >, Байрона - >; тематическая организация произведения: ораторская интонация у Лермонтова в стихотворениях >, >, >, у Байрона - в >; песенная интонация у Лермонтова >, у Байрона - >; ритмика: сочетание песенной интонации с трёхсложными размерами стихотворной речи в стихотворениях Лермонтова >, Байрона >; сочетание ораторской интонации с двухсложными размерами стихотворной речи у Лермонтова в стихотворении >, Байрона - >; средства художественной изобразительности: метафоры строятся по принципам романтической поэтики: сопоставление по контрасту, установка на эмоциональную выразительность: >, >, > у Лермонтова; >, >, > у Байрона; олицетворение природы: >, > у Лермонтова; >, > у Байрона; сравнения романтического характера: > у Лермонтова; > у Байрона; общего характера (> (Лермонтов); > (Байрон); с использованием образов животных, птиц, растений (>, > (Лермонтов); >, > (Байрон); эпитеты, выражающие гордость и мятежность: > (Лермонтов); > (Байрон); тоску, одиночество (> (Лермонтов); >, > (Байрон)); вечность, беспредельность (> (Лермонтов); > (Байрон)); любовь, преданность (> (Лермонтов)); красоту природы (>, >, > (Лермонтов); > (Байрон).

Богатство образной структуры позволяет читателю воспринимать лирику Лермонтова поистине как >. Творчество Байрона, этого Прометея XIX века, понятно и близко нам, потому что оно пронизано духом боевого, героического протеста против всяческого гнета и порабощения человека, вдохновенной защитой свободы и справедливости.

Печорин и Чайльд Гарольд - герои своего времени

Печорин - герой переходного времени, представитель дворянской молодёжи, вступившей в жизнь после разгрома декабристов, отсутствие высоких общественных идеалов - яркая черта исторического периода. > Печорин - трагическая личность: > В чем же они проявляются? С одной стороны, Печорин - скептик, разочарованный человек, который живет из любопытства, а с другой стороны, в нем огромная жажда жизни и деятельности. Печорин - человек умный и образованный - >.

Он цинично рассуждает о дружбе, говорит: >. Дружба для него не составляла особой ценности, так как ее он считал явлением временным. > для Печорина. Это изначально неверное утверждение толкает его к бешеной погоне за >, которая, по сути, и составляет смысл его жизни.

Любовь он превращает в игру, направляемую рассудком, и в конечном счете - в игру судьбами женщин, которые должны жертвовать собой, испытывать > и тем доставлять >. >. В разговоре с Вернером он признается: >. И все же, вопреки его собственным утверждениям, Печорин способен к искреннему большому чувству. Эгоизм Печорина проявляется следующих словах: >.

>, то есть тем светским обществом, в котором он жил и уйти от которого не смог. >.

Вера говорит Печорину: >. Стараясь нести добро и радость, Печорин приносит лишь горести и страдания. Но от несчастий окружающих тяжело и самому герою - он понимает свою >, но отнести это можно к той половине его души, которая >. > - в этом раскрывается его беспредельный эгоизм, равнодушие к людям, которые проявляются во всех его поступках.

Характер Печорина задан с самого начала и остается неизменным. Духовно он не растет, но от эпизода к эпизоду читатель все глубже погружается в психологию героя. >.

Везде выявляется неординарность, сила личности Печорина. Он жадно ищет приложения своим незаурядным способностям, >, но историческая действительность и психологические особенности характера обрекают его на трагическое одиночество. > (Вера).

Печорин на голову выше пустых адъютантиков и напыщенных франтов, которые >. >.

Свободная воля, перерастающая в индивидуализм, служит для Печорина принципом жизненного поведения. Она влечет героя к новым и новым впечатлениям, заставляет рисковать собой, она выделяет Печорина из среды. > Автора поражает его взгляд - >, Лермонтов делает вывод: >.

Он осознает, что прожил жизнь пустую и бесцельную. Печорин приходит к сознанию своей ничтожности, ненужности. > > занимает в творчестве Байрона особое место.

Поэма Байрона отображает >.

Чайльд Гарольд принадлежит к одному из древних английских родов, слово > когда-то означало в Англии титул родовитого юноши, предшествовавший рыцарскому званию. Подобно всем людям своего круга, он рано вступил в свет, и уже в юные годы

Ощущая тоскливое одиночество в веселой толпе случайных друзей, Гарольд пробовал найти душевный покой в стенах своего замка (>,- замечает Байрон, видимо вспоминая свой родовой замок). Однако ничто не давало ему забвения от > и >. Бесцельное существование вызывает в нем раннее отвращение к жизни, душевную опустошенность. Уже в самом начале жизненного пути Гарольд не имеет сил на настоящее чувство.

Лицемерие большого света убило в Гарольде веру в людей, в их искренность и сочувствие. И сам он, не желая отдавать кому-либо свою душу, воспитал в себе равнодушие к окружающим. Но при этом он ценит привязанность и способен быть благородным, это доказывает хотя бы его теплое, дружеское обращение с преданными слугами.

Стремление окончательно вырваться из опостылевшего круга лиц и никчемных занятий вылилось у него в решение покинуть родную Англию. Уезжая, он не прощается ни с матерью, ни с любимой сестрой; он сознательно стремится быть изгнанником среди людей, которому не о чем жалеть и нечего терять. Это делает его одиночество еще более мрачным:

Чайльд Гарольд - дитя своего общества, над которым он тем не менее сумел подняться. Он презирает светский круг, где человек не свободен, связан своим происхождением, множеством предрассудков. Проблема отношений личности и общества, характерная для всего романтизма, перерастает, таким образом, у Байрона в важнейшую для него проблему свободы.

В начале своих странствований Чайльд Гарольд не может выйти за пределы собственных переживаний. Однако, отрешившись от своего класса с его эгоистической замкнутостью, он, в соответствии с замыслом автора, постепенно проникается чужой печалью незнакомых людей и незнакомых краев.

Он приходит к > - в этом смысл его >, которое приносит ему познание жизни и духовную зрелость. Недаром, возвратившись на короткое время в свет, герой Байрона вновь >.

Но и внутренне возмужавший, Чайльд Гарольд не принимает всех отношений, всех норм быта. Мировое зло, которое он наблюдает, еще более усиливает его неприятие людской толпы, которой он противопоставлен: >.

Творчество Лермонтова - это не подражание, а творческое преломление ввиду индивидуальных особенностей поэта. Обращение к творчеству Байрона имело место на определенном этапе: подъем революционно-освободительного движения; интерес к новому направлению - романтизму в России.

О сходстве в творчестве Лермонтова с Байроном было сказано не мало. На данную тему высказывались все, все более или менее известные литературные деятели, в числе коих были как критики с обозревателями, так и сами коллеги Лермонтова по ремеслу. И действительно, глупо было бы не признать то, что лежит на самой поверхности. Да и сам Лермонтов, в принципе, никогда и не скрывал своего увлечения творчеством Байрона. Да, Лермонтов ему подражал, заимствовал некоторые сюжеты и образы (аллегории), заимствовал до такой степени, что порой казалось, что это не самостоятельное лермонтовское произведение, а дословно точный перевод стихотворения Байрона.

Но это все, было только на заре становления Лермонтова как поэта . Когда он методом проб и ошибок искал то, что подходило бы ему безоговорочно. Так к тому же, кто из нас в начале своей деятельности не подражал бы более искушенному мастеру, это, пожалуй, даже необходимо делать, чтобы вырасти самому, в примере для подражания нуждается каждый. И это все естественно, а у Лермонтова естественно вдвойне и даже чуточку больше. Ведь Лермонтов не сразу стал подрожать Байрону, совсем нет, только увидев множество совпадений, только после того, как все было им прочувствованно, только после этого Лермонтов признал в Байроне что-то свое, родное. Сам Лермонтов видел свое сходство с Байроном не только в творчестве и нравственном мире, не только в схожести судеб (и тому и другому в детстве было предсказано, что они станут великими), но и во внешности (оба хромали на одну ногу).

В последствии своего творческого пути, Лермонтов все больше и больше становился самостоятельным; Лермонтов начал писать такие произведения, которые до него - не писал никто, он начал находить такие образы и сюжеты для своих стихотворений и поэм, которые до него никто не осмеливался использовать. И в одном из своих ранних стихотворений, Лермонтов по этому поводу выступает пророком - >. Но неведомый для всех остальных, для тех, кто считал Лермонтова всего лишь неплохим стихотворцем и не более. Сам же Лермонтов уже тогда знал, что судьба уготовила ему роль Великого поэта, роль избранника. Он тогда уже знал, о своем Гении, знал и писал об этом - >. Одним словом, в своей избранности Лермонтов никогда не сомневался, он всегда твердо знал, на что он способен и что сможет сделать - потому, что был одарен даром, даром свыше.

Тема одиночества является одной из основных тем в творчестве Байрона и Лермонтова. Это вечная тема, актуальна не только в литературе, но и в наши дни. У каждого человека бывает такой момент в жизни, когда не знаешь, как поступить, когда, бывало, думаешь, что нет выхода, не видишь >. В такие моменты человек одинок, он наедине с самим собой. И чаще всего это происходит с моими сверстниками- подростками.

Проведя опрос, я узнала, что с точки зрения подростков, основной причиной одиночества является социальное отторжение: около 25% опрошенных ребят ответили, что одинокими становятся из-за других людей (в том числе и родителей), так как другие не поняли, отвергли или забыли этого человека.

На втором месте по частоте упоминаний в ответах оказались черты характера (эгоизм, самовлюбленность и т. п.). Как причина одиночества они были названы 20% подростков. Около 13% видят причину одиночества в поведении и манере общения человека. Остальные же причины (застенчивость, неуверенность в себе, страх общения и неумение общаться) встречаются только в 10% анкет.

Отсутствие круга общения, близких друзей и любимых как причину одиночества рассматривают только 13% подростков. На усталость от общения указано в 17% анкет.

Хотя большинство опрошенных (60%) сами не любят бывать в одиночестве, они не считают подобное времяпрепровождение ненормальным. Многие из участников анкетирования (56,7%) чувствовали себя одинокими и покинутыми, но большая часть подростков (80%) не испытывали страха, находясь в таком состоянии.

В двух анкетах назывались и такие причины одиночества, как употребление наркотиков, глупость. И около 17% затруднились назвать причины, по которым подросток может стать одиноким.

В целом, исходя из полученных ответов, можно предположить, что в основном подростки считают пребывание в одиночестве нормальным, а не противоестественным и пугающим состоянием.

Мне сладких обманов романа не надо,
Прочь вымысел! Тщетно души не волнуй!
О, дайте мне луч упоенного взгляда
И первый стыдливый любви поцелуй!

Поэт, воспевающий рощу и поле!
Спеши, — вдохновенье свое уврачуй!
Стихи твои хлынут потоком на воле,
Лишь вкусишь ты первый любви поцелуй!

Не бойся, что Феб отвратит свои взоры,
О помощи муз не жалей, не тоскуй.
Что Феб музагет! что парнасские хоры!
Заменит их первый любви поцелуй!

Не надо мне мертвых созданий искусства!
О, свет лицемерный, кляни и ликуй!
Я жду вдохновенья, где вырвалось чувство,
Где слышится первый любви поцелуй!

Созданья мечты, где пастушки тоскуют,
Где дремлют стада у задумчивых струй,
Быть может, пленят, но души не взволнуют, —
Дороже мне первый любви поцелуй!

О, кто говорит: человек, искупая
Грех праотца, вечно рыдай и горюй!
Нет! цел уголок недоступного рая:
Он там, где есть первый любви поцелуй!

Пусть старость мне кровь беспощадно остудит,
Ты, память былого, мне сердце чаруй!
И лучшим сокровищем памяти будет —
Он — первый стыдливый любви поцелуй!

Все кончено! Вчера венчанный
Владыка, страх царей земных,
Ты нынче — облик безымянный!
Так низко пасть — и быть в живых!
Ты ль это, раздававший троны,
На смерть бросавший легионы?
Один лишь дух с высот таких
Был свергнут божией десницей:
Тот — ложно названный Денницей!

Безумец! Ты был бич над теми,
Кто выи пред тобой клонил.
Ослепший в яркой диадеме,
Другим открыть глаза ты мнил!
Ты мог бы одарять богато,
Но всем платил единой платой
За верность: тишиной могил.
Ты доказал нам, что возможно
Тщеславие в душе ничтожной.

Благодарим! Пример жестокий!
Он больше значит для веков,
Чем философии уроки,
Чем поученья мудрецов.
Отныне блеск военной власти
Не обольстит людские страсти,
Пал навсегда кумир умов.
Он был как все земные боги:
Из бронзы — лоб, из глины — ноги.

Веселье битв, их пир кровавый,
Громоподобный клич побед,
Меч, скипетр, упоенье славы,
То, чем дышал ты много лет,
Власть, пред которой мир склонился,
С которой гул молвы сроднился, —
Исчезло все, как сон, как бред.
А! Мрачный дух! Что за терзанье.
Твоей душе — воспоминанье!

Ты сокрушен, о сокрушитель!
Ты, победитель, побежден!
Бессчетных жизней повелитель
Молить о жизни принужден!
Как пережить позор всесветный?
Ты веришь ли надежде тщетной
Иль только смертью устрашен?
Но — пасть царем иль снесть паденье.
Твой выбор смел до отвращенья!

Грек, разломивший дуб руками,
Расчесть последствий не сумел:
Ствол сжался вновь, сдавил тисками
Того, кто был надменно смел.
К стволу прикован, тщетно звал он…
Лесных зверей добычей стал он…
Таков, и горше, твой удел!
Как он, ты вырваться не можешь,
И сам свое ты сердце гложешь!

Сын Рима, сердца пламень жгучий
Залив кровавою рекой,
Отбросил прочь свой меч могучий,
Как гражданин ушел домой.
Ушел в величии суровом,
С презрением к рабам, готовым
Терпеть владыку над собой.
Отверг венец он добровольно:
Для славы — этого довольно!

Испанец, властью небывалой,
Как ты, упившись до конца,
Оставил мир для кельи малой,
Сменил на четки блеск венца.
Мир ханжества и мир обмана
Не выше, чем престол тирана,
Но сам презрел он шум дворца,
Сам выбрал — рясу и обедни
Да схоластические бредни.

А ты! Ты медлил на престоле,
Из рук своих дал вырвать гром
По приказанью, поневоле
Простился ты с своим дворцом!
Ты был над веком злобный гений,
Но зрелище твоих падений
Багрит лицо людей стыдом.
Вот для кого служил подножьем
Мир, сотворенный духом божьим!

Кровь за тебя лилась потоком,
А ты своей так дорожил!
И пред тобой-то, как пред Роком,
Колена сонм князей клонил!
Еще дороже нам свобода
С тех пор, как злейший враг народа
Себя всемирно заклеймил!
Среди тиранов ты бесславен,
А кто из них с тобой был равен?

Тебя Судьба рукой кровавой
Вписала в летопись времен.
Лишь бегло озаренный славой,
Твой лик навеки омрачен.
Когда б ты пал, как царь, в порфире,
В веках грядущих мог бы в мире
Восстать другой Наполеон.
Но лестно ль — как звезда над бездной
Сверкнуть и рухнуть в мрак беззвездный?

На вес не то же ль: груда глины
И полководца бренный прах?
Нас Смерть равняет в час кончины,
Всех, всех на праведных весах.
Но хочешь верить, что в герое
Пылает пламя неземное,
Пленяя нас, внушая страх,
И горько, если смех презренья
Казнит любимца поколенья.

А та, цветок австрийский гибкий…
Такая ль доля снилась ей!
Она ль должна сносить с улыбкой
Все ужасы судьбы твоей!
Делить твои в изгнанье думы,
Твой поздний ропот, стон угрюмый,
О, с трона свергнутый злодей!
Когда она с тобою все же —
Всех диадем она дороже!

Сокрыв на Эльбу стыд и горе,
Следи с утесов волн стада.
Ты не смутишь улыбкой море:
Им не владел ты никогда!
В унынья час рукой небрежной
Отметь на отмели прибрежной,
Что мир свободен навсегда!
И стань примером жалкой доли,
Как древний «Дионисий в школе».

В твоей душе горит ли рана?
Что за мечтами ты томим
В железной клетке Тамерлана?
Одной, одной: «Мир был моим!
Иль ты, как деспот Вавилона,
Утратил смысл с утратой трона?
Иначе как же быть живым
Тому, кто к цели был так близко,
Так много мог — и пал так низко!

О, если б ты, как сын Япета,
Бесстрашно встретил вихри гроз,
С ним разделив на крае света
Знакомый коршуну утес!
А ныне над твоим позором
Хохочет тот с надменным взором,
Кто сам паденья ужас снес,
Остался в преисподней твердым,
И умер бы, — будь смертен, — гордым!

Был день, был час: вселенной целой
Владели галлы, ими — ты.
О, если б в это время смело
Ты сам сошел бы с высоты!
Маренго ты б затмил сиянье!
Об этом дне воспоминанье
Все пристыдило б клеветы,
Вокруг тебя рассеяв тени,
Светя сквозь сумрак преступлений!

Но низкой жаждой самовластья
Твоя душа была полна.
Ты думал: на вершину счастья
Взнесут пустые имена!
Где ж пурпур твой, поблекший ныне?
Где мишура твоей гордыни:
Султаны, ленты, ордена?
Ребенок бедный! Жертва славы!
Скажи, где все твои забавы?

Но есть ли меж великих века,
На ком покоить можно взгляд,
Кто высит имя человека,
Пред кем клеветники молчат?
Да, есть! Он — первый, он — единый!
И зависть чтит твои седины,
Американский Цинциннат!
Позор для племени земного,
Что Вашингтона нет другого!

О Ватерлоо! Мы не клянем
Тебя, хоть на поле твоем
Свобода кровью истекла:
Та кровь исчезнуть не могла.
Как смерч из океанских вод,
Она из жгучих ран встает,
Сливаясь в вихре горних сфер
С твоей, герой Лабэдойер
(Под мрачной сенью тяжких плит
«Отважнейший из храбрых» спит).
Багровой тучей в небо кровь
Взметнулась, чтоб вернуться вновь
На землю. Облако полно,
Чревато грозами оно,
Все небо им обагрено;
В нем накопились гром и свет
Неведомых грядущих лет;
В нем оживет Полынь-звезда,
В ветхозаветные года
Вещавшая, что в горький век
Нальются кровью русла рек.

Под Ватерлоо Наполеон
Пал — но не вами сломлен он!
Когда, солдат и гражданин,
Внимал он голосу дружин
И смерть сама щадила нас —
То был великой славы час!
Кто из тиранов этих мог
Поработить наш вольный стан,
Пока французов не завлек
В силки свой собственный тиран,
Пока, тщеславием томим,
Герой не стал царем простым?
Тогда он пал — так все падут,
Кто сети для людей плетут!

А ты, в плюмаже снежно-белом
(С тобой покончили расстрелом),
Не лучше ль было в грозный бой
Вести французов за собой,
Чем горькой кровью и стыдом
Платить за право быть князьком,
Платить за титул и за честь
В обноски княжьей власти влезть!
О том ли думал ты, сквозь сечу
Летя на гневном скакуне,
Подобно яростной волне,
Бегущей недругам навстречу?
Мчался ты сквозь вихрь сраженья,
Но не знал судьбы решенья,
Но не знал, что раб, смеясь,
Твой плюмаж затопчет в грязь!
Как лунный луч ведет волну,
Так влек ты за собой войну,
Так в пламя шли твои солдаты,
Седыми тучами объяты,
Сквозь дым густой, сквозь едкий дым
Шагая за орлом седым,
И сердца не было смелей
Среди огня, среди мечей!
Там, где бил свинец разящий,
Там, где падали все чаще
Под знаменами героя;
Близ французского орла
(Сила чья в разгаре боя
Одолеть его могла,
Задержать полет крыла?),
Там, где вражье войско смято,
Там, где грянула гроза, —
Там встречали мы Мюрата:
Ныне он смежил глаза!

По обломкам славы шагает враг,
Триумфальную арку повергнув в прах;
Но когда бы с мечом
Встала Вольность потом,
То она бы стране
Полюбилась вдвойне.
Французы дважды за такой
Урок платили дорогой:
Наполеон или Капет —
В том для страны различья нет,
Ее оплот — людей права,
Сердца, в которых честь жива,
И Вольность — бог ее нам дал,
Чтоб ей любой из нас дышал,
Хоть тщится Грех ее порой
Стереть с поверхности земной;
Стереть безжалостной рукой
Довольство мира и покой,
Кровь наций яростно струя
В убийств бескрайние моря.

Но сердца всех людей
В единенье сильней —
Где столь мощная сила,
Чтоб сплоченных сломила?
Уже слабеет власть мечей,
Сердца забились горячей;
Здесь, на земле, среди народа
Найдет наследников свобода:
Ведь нынче те, что в битвах страждут,
Ее сберечь для мира жаждут;
Ее приверженцы сплотятся,
И пусть тираны не грозятся:
Прошла пора пустых угроз —
Все ближе дни кровавых слез!

Анслейские холмы!
Бушуя, вас одел косматой тенью холод
Бунтующей зимы.

Нет прежних светлых мест, где сердце так любило
Часами отдыхать,
Вам небом для меня в улыбке Мэри милой
Уже не заблистать.

Ньюстед! Ветром пронизана замка ограда,
Разрушеньем объята обитель отцов.
Гибнут розы когда-то веселого сада,
Где разросся безжалостный болиголов.

Воет ветер; трещит от любого порыва
Щит с гербом, говорящий в унынии нам
О баронах в броне, что вели горделиво
Из Европы войска к палестинским пескам.

Роберт сердца мне песней не жжет раскаленной,
Арфой он боевого не славит венка,
Джон зарыт у далеких твердынь Аскалона,
Струн не трогает мертвого барда рука.

Спят в долине Креси Поль и Губерт в могиле,
Кровь за Англию и Эдуарда пролив.
Слезы родины предков моих воскресили;
Подвиг их в летописном предании жив.

Вместе с Рупертом в битве при Марстоне братья
Бились против мятежников — за короля.
Смерть скрепила их верность монарху печатью,
Напоила их кровью пустые поля.

Тени предков! Потомок прощается с вами,
Покидает он кров родового гнезда.
Где б он ни был — на родине и за морями
Вспоминать вашу доблесть он будет всегда.

Пусть глаза отуманила грусть расставанья,
Это — не малодушье, а прошлого зев.
Уезжает он вдаль, но огонь состязанья
Зажигает в нем гордая слава отцов.

Вашей храбрости, предки, он будет достоин,
В сердце память о ваших делах сохранит;
Он, как вы, будет жить и погибнет, как воин,
И посмертная слава его осенит.

Когда я прижимал тебя к груди своей,
Любви и счастья полн и примирен с судьбою,
Я думал: только смерть нас разлучит с тобою;
Но вот разлучены мы завистью людей!

Пускай тебя навек, прелестное созданье,
Отторгла злоба их от сердца моего;
Но, верь, им не изгнать твой образ из него,
Пока не пал твой друг под бременем страданья!

И если мертвецы приют покинут свой
И к вечной жизни прах из тленья возродится,
Опять чело мое на грудь твою склонится:
Нет рая для меня, где нет тебя со мной!

О, только б огонь этих глаз целовать
Я тысячи раз не устал бы желать.
Всегда погружать мои губы в их свет —
В одном поцелуе прошло бы сто лет.

Но разве душа утомится, любя.
Все льнул бы к тебе, целовал бы тебя,
Ничто б не могло губ от губ оторвать:
Мы все б целовались опять и опять;

И пусть поцелуям не будет числа,
Как зернам на ниве, где жатва спела.
И мысль о разлуке не стоит труда:
Могу ль изменить? Никогда, никогда.

О, да, я признаюсь, мы с вами близки были;
Связь мимолетная для детских лет — вечна;
Нам чувства братские сердца соединили,
И нам была любовь взаимная дана.

Но краткий миг сметет, что создано годами, —
Так дружбы легкая непостоянна власть;
Как Страсть, она шумит воздушными крылами,
Но гаснет в миг один, когда не гаснет Страсть.

По Иде некогда бродили мы весною,
И, помню, юных дней блаженны были сны.
Как твердь была ясна над нашей головою!
Но бури хмурых зим теперь нам суждены.

И память милая, соединясь с печалью,
Нам детство воскрешать не будет с этих пор;
Пусть гордость закалит мне сердце твердой сталью,
Что было мило мне — отныне мой позор.

Но избранных моих я, друг, не унижаю —
И вас, по-прежнему, я должен уважать, —
Нас случай разделил, но тот же случай, знаю,
Заставит вас назад обет неверный взять.

Остывшую любовь во мне не сменит злоба.
И жалобную боль я в сердце не впущу:
Спокойно мыслю я, что мы неправы оба,
И вам легко простить — как я легко прощу.

Вы знали — жизнь моя всегда горячей кровью
На первый ваш призыв откликнуться ждала;
Вы знали, что душа, вспоенная любовью,
Пространства и года преодолеть могла.

Вы знали, — но к чему, напрасно вспоминая,
Разорванную цепь стараться удержать!
Вам поздно, над былым печально поникая,
О друге прежних лет томительно вздыхать.

Расстанемся, — я жду, мы вновь сойдемся вместе.
Пусть время и печаль соединят нас вновь;
Я требую от вас — одной защиты чести;
Пусть распрю разрешит прошедшая любовь.

Полуупавший, прежде пышный храм!
Алтарь святой! монарха покаянье!
Гробница рыцарей, монахов, дам,
Чьи тени бродят здесь в ночном сиянье.

Твои зубцы приветствую, Ньюстед!
Прекрасней ты, чем зданья жизни новой,
И своды зал твоих на ярость лет
Глядят с презреньем, гордо и сурово.

Верны вождям, с крестами на плечах,
Здесь не толпятся латники рядами,
Не шумят беспечно на пирах, —
Бессмертный сонм! — за круглыми столами!

Волшебный взор мечты, в дали веков,
Увидел бы движенье их дружины,
В которой каждый — умереть готов
И, как паломник, жаждет Палестины.

Но нет! не здесь отчизна тех вождей,
Не здесь лежат их земли родовые:
В тебе скрывались от дневных лучей,
Ища спокойствия, сердца больные.

Отвергнув мир, молился здесь монах
В угрюмой келье, под покровом тени,
Кровавый грех здесь прятал тайный страх,
Невинность шла сюда от притеснений.

Король тебя воздвиг в краю глухом,
Где шервудцы блуждали, словно звери,
И вот в тебе, под черным клобуком,
Нашли спасенье жертвы суеверий.

Где, влажный плащ над перстью неживой,
Теперь трава струит росу в печали,
Там иноки, свершая подвиг свой,
Лишь для молитвы голос возвышали.

Где свой неверный лет нетопыри
Теперь стремят сквозь сумраки ночные,
Вечерню хор гласил в часы зари,
Иль утренний канон святой Марии!

Года сменяли годы, век — века,
Аббат — аббата; мирно жило братство.
Его хранила веры сень, пока
Король не посягнул на святотатство.

Был храм воздвигнут Генрихом святым,
Чтоб жили там отшельники в покое.
Но дар был отнят Генрихом другим,
И смолкло веры пение святое.

Напрасны просьбы и слова угроз,
Он гонит их от старого порога
Блуждать по миру, средь житейских гроз,
Без друга, без приюта, — кроме Бога!

Чу! своды зал твоих, в ответ звуча,
На зов военной музыки трепещут,
И, вестники владычества меча,
Высоко на стенах знамена плещут.

Шаг часового, смены гул глухой,
Веселье пира, звон кольчуги бранной,
Гуденье труб и барабанов бой
Слились в напев тревоги беспрестанной.

Аббатство прежде, ныне крепость ты,
Окружена кольцом полков неверных.
Войны орудья с грозной высоты
Нависли, гибель сея в ливнях серных.

Напрасно все! Пусть враг не раз отбит, —
Перед коварством уступает смелый,
Защитников — мятежный сонм теснит,
Развив над ними стяг свой закоптелый.

Не без борьбы сдается им барон,
Тела врагов пятнают дол кровавый;
Непобежденный меч сжимает он.
И есть еще пред ним дни новой славы.

Когда герой уже готов снести
Свой новый лавр в желанную могилу, —
Слетает добрый гений, чтоб спасти
Монарху — друга, упованье, силу!

Влечет из сеч неравных, чтоб опять
В иных полях отбил он приступ злобный,
Чтоб он повел к достойным битвам рать,
В которой пал Фалкланд богоподобный.

Ты, бедный замок, предан грабежам!
Как реквием звучат сраженных стоны,
До неба всходит новый фимиам
И кроют груды жертв дол обагренный.

Как призраки, чудовищны, бледны,
Лежат убитые в траве священной.
Где всадники и кони сплетены,
Грабителей блуждает полк презренный.

Истлевший прах исторгнут из гробов,
Давно травой, густой и шумной, скрытых:
Не пощадят покоя мертвецов
Разбойники, ища богатств зарытых.

Шум боя смолк. Убийцы, наконец,
Ушли, добычей сыты в полной мере.
Молчанье вновь надело свой венец,
И черный Ужас охраняет двери.

Здесь Разорение содержит мрачный двор,
И что за челядь славит власть царицы!
Слетаясь спать в покинутый собор,
Зловещий гимн кричат ночные птицы.

Но вот исчез анархии туман
В лучах зари с родного небосвода,
И в ад, ему родимый, пал тиран,
И смерть злодея празднует природа.

Гроза приветствует предсмертный стон,
Встречает вихрь последнее дыханье,
Приняв постыдный гроб, что ей вручен,
Сама земля дрожит в негодованье.

Законный кормчий снова у руля
И челн страны ведет в спокойном море.
Вражды утихшей раны исцеля,
Надежда вновь бодрит улыбкой горе.

Из разоренных гнезд, крича, летят
Жильцы, занявшие пустые кельи.
Опять свой лен приняв, владелец рад;
За днями горести — полней веселье!

Вассалов сонм в приветливых стенах
Пирует вновь, встречая господина.
Забыли женщины тоску и страх,
Посевом пышно убрана долина.

Разносит эхо песни вдоль дорог,
Листвой богатой бор веселый пышен.
И чу! в полях взывает звонкий рог,
И окрик ловчего по ветру слышен.

Луга под топотом дрожат весь день…
О, сколько страхов! радостей! заботы!
Спасенья ищет в озере олень…
И славит громкий крик конец охоты!

Счастливый век, ты долгим быть не мог,
Когда лишь травля дедов забавляла!
Они, презрев блистательный порок,
Веселья много знали, горя — мало!

Отца сменяет сын. День ото дня
Всем Смерть грозит неумолимой дланью.
Уж новый всадник горячит коня,
Толпа другая гонится за ланью.

Ньюстед! как грустны ныне дни твои!
Как вид твоих раскрытых сводов страшен!
Юнейший и последний из семьи
Теперь владетель этих старых башен.

Он видит ветхость серых стен твоих,
Глядит на кельи, где гуляют грозы,
На славные гробницы дней былых,
Глядит на все, глядит, чтоб лились слезы!

Но слезы те не жалость будит в нем:
Исторгло их из сердца уваженье!
Любовь, Надежда, Гордость — как огнем,
Сжигают грудь и не дают забвенья.

Ты для него дороже всех дворцов
И гротов прихотливых. Одиноко
Бродя меж мшистых плит твоих гробов,
Не хочет он роптать на волю Рока.

Сквозь тучи может солнце просиять,
Тебя зажечь лучом полдневным снова.
Час славы может стать твоим опять,
Грядущий день — сравняться с днем былого!

К чему скорбеть больной душою,
Что молодость ушла?
Еще дни радости за мною;
Любовь не умерла.
И в глубине былых скитаний,
Среди святых воспоминаний —
Восторг небесный я вкусил:
Несите ж, ветры золотые,
Туда, где пелось мне впервые:

В мимолетящих лет потоке
Моим был каждый миг!
Его и в туче слез глубоких
И в свете я постиг:
И что б судьба мне ни судила, —
Душа былое возлюбила,
И мыслью страстной я судил;
О, дружба! чистая отрада!
Миров блаженных мне не надо:
«Союз друзей — Любовь без крыл!»

Где тисы ветви чуть колышут,
Под ветром наклонясь, —
Душа с могилы чутко слышит
Ее простой рассказ;
Вокруг ее резвится младость,
Пока звонок, спугнувший радость,
Из школьных стен не прозвонил:
А я, средь этих мест печальных,
Все узнаю в слезах прощальных:
«Союз друзей — Любовь без крыл!»

Перед твоими алтарями,
Любовь, я дал обет!
Я твой был — сердцем и мечтами, —
Но стерт их легкий след;
Твои, как ветер, быстры крылья,
И я, склонясь над дольней пылью,
Одну лишь ревность уловил.
Прочь! Улетай, призрак влекущий!
Ты посетишь мой час грядущий,
Быть может, лишь без этих крыл!

О, шпили дальних колоколен!
Как сладко вас встречать!
Здесь я пылать, как прежде, волен,
Здесь я — дитя опять.
Аллея вязов, холм зеленый;
Иду, восторгом упоенный, —
И венчик — каждый цвет открыл;
И вновь, как встарь, при ясной встрече,
Мой милый друг мне шепчет речи:
«Союз друзей — Любовь без крыл!»

Мой Ликус! Слез не лей напрасных,
Верна тебе любовь;
Она лишь грезит в снах прекрасных,
Она проснется вновь.
Недолго, друг, нам быть в разлуке,
Как будет сладко жать нам руки!
Моих надежд как жарок пыл!
Когда сердца так страстно юны, —
Когда поют разлуки струны:
«Союз друзей — Любовь без крыл!»

Я силе горьких заблуждений
Предаться не хотел.
Нет, — я далек от угнетений
И жалкого презрел.
И тем, кто в детстве был мне верен.
Как брат, душой нелицемерен, —
Сердечный жар я возвратил.
И, если жизнь не прекратится,
Тобой лишь будет сердце биться,
О, Дружба! наш союз без крыл!

Друзья! душою благородной
И жизнью — с вами я!
Мы все — в одной любви свободной —
Единая семья!
Пусть королям под маской лживой,
В одежде пестрой и красивой —
Язык медовый Лесть точил;
Мы, окруженные врагами,
Друзья, забудем ли, что с нами —
«Союз друзей — Любовь без крыл!»

Пусть барды вымыслы слагают
Певучей старины;
Меня Любовь и Дружба знают,
Мне лавры не нужны;
Все, все, чего бежала Слава
Стезей волшебной и лукавой, —
Не мыслью — сердцем я открыл;
И пусть в душе простой и юной
Простую песнь рождают струны:
«Союз друзей — Любовь без крыл!»

Ты прав, Монтгомери, рук людских
Созданье — Летой поглотится;
Но есть избранники, о них
Навеки память сохранится.

Пусть неизвестно, где рожден
Герой-боец, но нашим взорам
Его дела из тьмы времен
Сияют ярким метеором.

Пусть время все следы сотрет
Его утех, его страданья,
Все ж имя славное живет
И не утратит обаянья.

Борца, поэта бренный прах
Взят будет общею могилой,
Но слава их в людских сердцах
Воскреснет с творческою силой.

Взор, полный жизни, перейдет
В застывший взор оцепененья,
Краса и мужество умрет
И сгинет в пропасти забвенья.

Лишь взор поэта будет лить
Нам вечный свет любви, сияя;
В стихах Петрарки будет жить
Лауры тень, не умирая.

Свершает время свой полет,
Сметая царства чередою,
Но лавр поэта все цветет
Неувядающей красою.

Да, всех сразит лихой недуг,
Всех ждет покой оцепененья,
И стар, и млад, и враг, и друг —
Все будут, все — добычей тленья.

Всего дни жизни сочтены,
Падут и камни вековые,
От гордых храмов старины
Стоят развалины немые.

Но если есть всему черед,
Но если мрамор здесь не вечен, —
Бессмертия заслужит тот,
Кто искрой божеской отмечен.

Не говори ж, что жребий всех —
Волной поглотится суровой;
То участь многих, но не тех,
Кто смерти разорвал оковы.

Милый Бичер, вы дали мне мудрый совет:
Приобщиться душою к людским интересам.
Но, по мне, одиночество лучше, а свет
Предоставим презренным повесам.

Если подвиг военный меня увлечет
Или к службе в сенате родится призванье,
Я, быть может, сумею возвысить свой род
После детской поры испытанья.

Пламя гор тихо тлеет подобно костру,
Тайно скрытое в недрах курящейся Этны;
Но вскипевшая лава взрывает кору,
Перед ней все препятствия тщетны.

Так желание славы волнует меня:
Пусть всей жизнью моей вдохновляются внуки!
Если б мог я, как феникс, взлететь из огня,
Я бы принял и смертные муки.

Я бы боль, и нужду, и опасность презрел —
Жить бы только — как Фокс; умереть бы —
как Чэтам,
Длится славная жизнь, ей и смерть не предел:
Блещет слава немеркнущим светом.

Для чего мне сходиться со светской толпой,
Раболепствовать перед ее главарями,
Льстить хлыщам, восторгаться нелепой молвой
Или дружбу водить с дураками?

Я и сладость и горечь любви пережил,
Исповедовал дружбу ревниво и верно;
Осудила молва мой неистовый пыл,
Да и дружба порой лицемерна.

Что богатство? Оно превращается в пар
По капризу судьбы или волей тирана.
Что мне титул? Тень власти, утеха для бар.
Только слава одна мне желанна.

Не силен я в притворстве, во лжи не хитер,
Лицемерия света я чужд от природы.
Для чего мне сносить ненавистный надзор,
По-пустому растрачивать годы?

В порыве жаркого лобзанья
К твоим губам хочу припасть;
Но я смирю свои желанья,
Свою кощунственную страсть!

Ах, грудь твоя снегов белее:
Прильнуть бы к чистоте такой!
Но я смиряюсь, я не смею
Ни в чем нарушить твой покой.

В твоих очах — душа живая, —
Страшусь, надеюсь и молчу;
Что ж я свою любовь скрываю?
Я слез любимой не хочу!

Я не скажу тебе ни слова,
Ты знаешь — я огнем объят;
Твердить ли мне о страсти снова,
Чтоб рай твой превратился в ад?

Нет, мы не станем под венцами,
И ты моей не сможешь быть;
Хоть лишь обряд, свершенный в храма,
Союз наш вправе освятить.

Пусть тайный огнь мне сердце гложет,
Об этом не узнаешь, нет, —
Тебя мой стон не потревожит,
Я предпочту покинуть свет!

О да, я мог бы в миг единый
Больное сердце облегчить,
Но я покой твой голубиный
Не вправе дерзостно смутить.

Нет, нам не суждены лобзанья,
Наш долг — самих себя спасти.
Что ж, в миг последнего свиданья
Я говорю — навек прости!

Не мысля больше об усладе,
Твою оберегаю честь,
Я все снесу любимой ради;
Но знай — позора мне не снесть!

Пусть счастья не сумел достичь я, —
Ты воплощенье чистоты,
И пошлой жертвой злоязычья,
Любимая, не станешь ты!

Конец! Все было только сном.
Нет света в будущем моем.
Где счастье, где очарованье?
Дрожу под ветром злой зимы,
Рассвет мой скрыт за тучей тьмы,
Ушли любовь, надежд сиянье…
О, если б и воспоминанье!

Мой друг! Хвалиться ты не мог
Богатством или знатной долей, —
Но дружбы истинной цветок
Взрастает не в садах, а в поле!

Ах, не глухих теплиц цветы
Благоуханны и красивы,
Есть больше дикой красоты
В цветах лугов, в цветах вдоль нивы!

И если б не была слепой
Фортуна, если б помогала
Она природе — пред тобой
Она дары бы расточала.

А если б взор ее прозрел
И глубь души твоей смиренной,
Ты получил бы мир в удел,
Затем что стоишь ты вселенной!

Твоей красы здесь отблеск смутный, —
Хотя художник мастер был, —
Из сердца гонит страх минутный,
Велит, чтоб верил я и жил.

Для золотых кудрей, волною
Над белым вьющихся челом,
Для щечек, созданных красою,
Для уст, — я стал красы рабом.

Твой взор, — о нет! Лазурно-влажный
Блеск этих ласковых очей
Попытке мастера отважной
Недостижим в красе своей.

Я вижу цвет их несравненный,
Но где тот луч, что, неги полн,
Мне в них сиял мечтой блаженной,
Как свет луны в лазури волн?

Портрет безжизненный, безгласный,
Ты больше всех живых мне мил
Красавиц, — кроме той, прекрасной,
Кем мне на грудь положен был.

Даря тебя, она скорбела,
Измены страх ее терзал, —
Напрасно: дар ее всецело
Моим всем чувствам стражем стал.

В потоке дней и лет, чаруя,
Пусть он бодрит мечты мои,
И в смертный час отдам ему я
Последний, нежный взор любви!

О детства картины! С любовью и мукой
Вас вижу, и с нынешним горько сравнить
Былое! Здесь ум озарился наукой,
Здесь дружба зажглась, чтоб недолгою быть;

Здесь образы ваши мне вызвать приятно,
Товарищи-други веселья и бед;
Здесь память о вас восстает благодатно
И в сердце живет, хоть надежды уж нет.

Вот горы, где спортом мы тешились славно,
Река, где мы плавали, луг, где дрались;
Вот школа, куда колокольчик исправно
Сзывал нас, чтоб вновь мы за книжки взялись.

Вот место, где я, по часам размышляя,
На камне могильном сидел вечерком;
Вот горка, где я, вкруг погоста гуляя,
Следил за прощальным заката лучом.

Вот вновь эта зала, народом обильна,
Где я, в роли Занги, Алонзо топтал,
Где хлопали мне так усердно, так сильно,
Что Моссопа славу затмить я мечтал.

Здесь, бешеный Лир, дочерей проклиная,
Гремел я, утратив рассудок и трон;
И горд был, в своем самомненьи мечтая,
Что Гаррик великий во мне повторен.

Сны юности, как мне вас жаль! Вы бесценны!
Увянет ли память о милых годах?
Покинут я, грустен; но вы незабвенны:
Пусть радости ваши цветут хоть в мечтах.

Я памятью к Иде взываю все чаще;
Пусть тени грядущего Рок развернет —
Темно впереди; но тем ярче, тем слаще
Луч прошлого в сердце печальном блеснет.

Но если б средь лет, уносящих стремленьем,
Рок новую радость узнать мне судил, —
Ее испытав, я скажу с умиленьем:
«Так было в те дни, как ребенком я был».

Царица снов и детской сказки,
Ребяческих веселий мать,
Привыкшая в воздушной пляске
Детей послушных увлекать!
Я чужд твоих очарований,
Я цепи юности разбил,
Страну волшебную мечтаний
На царство Истины сменил!

Проститься нелегко со снами,
Где жил я девственной душой,
Где нимфы мнятся божествами,
А взгляды их — как луч святой!
Где властвует Воображенье,
Все в краски дивные одев.
В улыбках женщин — нет уменья
И пустоты — в тщеславье дев!

Но знаю: ты лишь имя! Надо
Сойти из облачных дворцов,
Не верить в друга, как в Пилада,
Не видеть в женщинах богов!
Признать, что чужд мне луч небесный,
Где эльфы водят легкий круг,
Что девы лживы, как прелестны,
Что занят лишь собой наш друг.

Стыжусь, с раскаяньем правдивым,
Что прежде чтил твой скиптр из роз.
Я ныне глух к твоим призывам
И не парю на крыльях грез!
Глупец! Любил я взор блестящий
И думал: правда скрыта там!
Ловил я вздох мимолетящий
И верил деланным слезам.

Наскучив этой ложью черствой,
Твой пышный покидаю трон.
В твоем дворце царит Притворство,
И в нем Чувствительность — закон!
Она способна вылить море —
Над вымыслами — слез пустых,
Забыв действительное горе,
Рыдать у алтарей твоих!

Сочувствие, в одежде черной
И кипарисом убрано,
С тобой пусть плачет непритворно,
За всех кровь сердца льет оно!
Зови поплакать над утратой
Дриад: их пастушок ушел.
Как вы, и он пылал когда-то,
Теперь же презрел твой престол.

О нимфы! вы без затрудненья
Готовы плакать обо всем,
Гореть в порывах исступленья
Воображаемым огнем!
Оплачете ль меня печально,
Покинувшего милый круг?
Не вправе ль песни ждать прощальной
Я, юный бард, ваш бывший друг?

Чу! близятся мгновенья рока…
Прощай, прощай, беспечный род!
Я вижу пропасть недалеко,
В которой вас погибель ждет.
Вас властно гонит вихрь унылый,
Шумит забвения вода,
И вы с царицей легкокрылой
Должны погибнуть навсегда.

Хочу я быть ребенком вольным
И снова жить в родных горах,
Скитаться по лесам раздольным,
Качаться на морских волнах.
Не сжиться мне душой свободной
С саксонской пышной суетой!
Милее мне над зыбью водной
Утес, в который бьет прибой!

Судьба! возьми назад щедроты
И титул, что в веках звучит!
Жить меж рабов — мне нет охоты,
Их руки пожимать — мне стыд!
Верни мне край мой одичалый,
Где знал я грезы ранних лет,
Где реву Океана скалы
Шлют свой бестрепетный ответ!

О! Я не стар! Но мир, бесспорно,
Был сотворен не для меня!
Зачем же скрыты тенью черной
Приметы рокового дня?
Мне прежде снился сон прекрасный,
Виденье дивной красоты…
Действительность! ты речью властной
Разогнала мои мечты.

Кто был мой друг — в краю далеком,
Кого любил — тех нет со мной.
Уныло в сердце одиноком,
Когда надежд исчезнет рой!
Порой над чашами веселья
Забудусь я на краткий срок…
Но что мгновенный бред похмелья!
Я сердцем, сердцем — одинок!

Как глупо слушать рассужденья —
О, не друзей и не врагов! —
Тех, кто по прихоти рожденья
Стал сотоварищем пиров.
Верните мне друзей заветных,
Деливших трепет юных дум,
И брошу оргий дорассветных
Я блеск пустой и праздный шум.

А женщины? Тебя считал я
Надеждой, утешеньем, всем!
Каким же мертвым камнем стал я,
Когда твой лик для сердца нем!
Дары судьбы, ее пристрастья,
Весь этот праздник без конца
Я отдал бы за каплю счастья,
Что знают чистые сердца!

Я изнемог от мук веселья,
Мне ненавистен род людской,
И жаждет грудь моя ущелья,
Где мгла нависнет, над душой!
Когда б я мог, расправив крылья,
Как голубь к радостям гнезда,
Умчаться в небо без усилья
Прочь, прочь от жизни — навсегда!

В формировании художественного метода Байрона «во­сточные поэмы» наряду с «Чайльд Гарольдом» сыграли решающую роль. Воспринятые современниками как великое поэтическое от­крытие, они заложили основы байронизма во всех его жанровых разновидностях, в первую очередь - чисто лирической. Разумеется, богатая область байроновской лирики хронологически связана не с отдельными периодами деятельности поэта, а со всем его творче­ским путем. Однако ее основные художественные принципы выра­батывались параллельно с поэмами 1812-1815 годов и их внутрен­няя связь неоспорима. Несмотря на то что по характеру своего непосредственного содержания лирическое наследие Байрона может быть разделено на две группы: интимно-психологическую и герои­чески мятежную, по сути дела оно представляет единое целое. Его разные тематические аспекты связаны общностью лирического «я». Хотя лирический герой поэзии Байрона эволюционировал вместе со своим автором, основные черты его духовного облика: миро­вая скорбь, бунтарская непримиримость, пламенные страсти и сво­бодолюбивые устремления - оставались неизменными. Богатство и разнообразие этих психологических оттенков определяет звучность того резонанса, который был вызван лирикой Байрона и не умолкал на протяжении всего XIX века, вызывая ответные отклики в ми­ровой поэзии. Каждый из европейских поэтов-поклонников и преемников Байрона-находил у него мотивы, созвучные его соб­ственным мыслям и чувствам, и, пользуясь байроновскими стиха­ми как формой самовыражения, одновременно воспроизводил и английского поэта и самого себя. Так, яркое представление о ха­рактере психологической лирики Байрона русским читателям дает его стихотворение «Душа моя мрачна...», ставшее достоянием рус­ской поэзии благодаря переводу М. Ю. Лермонтова, восприятию которого особенно близки настроения, воплощенные в этом образце лирического творчества английского поэта. Навеянное библейским сказанием (объятый безумием царь Саул призывает к себе юного певца Давида, дабы он развеял тоску своего владыки), это сти­хотворение с огромной трагической силой воспроизводит состояние глубокой, мрачной, суровой души, истерзанной некоей таинствен­ной скорбью. Впечатление бездонной глубины этой души и не­выносимой тяжести давящей ее печали усиливается благодаря поэтической структуре стихотворения. Его основная тема, заданная уже в первой строке («Душа моя мрачна»), раскрывается по принципу возрастающего драматизма, который достигает своей кульминации в последних двух строфах:

Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец,

Мне тягостны веселья звуки!

Я говорю тебе: я слез хочу, певец,

Иль разорвется грудь от муки.

Страданьями была упитана она,

Томилась долго и безмолвно;

И грозный час настал - теперь она полна,

Как кубок смерти, яда полный.

Исповедальный, глубоко личный характер этого своеобразного лирического монолога, лишь формально связанного с Библией (единственное слово «венец», восходящее к библейскому перво­источнику, принадлежит М. Ю. Лермонтову и отсутствует в ори­гинале), присущ и политической лирике Байрона. Ее отличитель­ной особенностью является слияние интимных, личных эмоций с гражданскими чувствами поэта.

Неразделимость этого единого лирического комплекса с особой ясностью проявляется в стихотворениях, посвященных Греции, стране, мечта об освобождении которой стала сквозным мотивом поэзии Байрона. Взволнованный тон, повышенная эмоциональность и своеобразный ностальгический оттенок, рожденный воспомина­ниями о минувшем величии этой страны, присутствуют уже в од­ном из ранних стихотворений о Греции в «Песне греческих по­встанцев» (1812):

О Греция, восстань!

Сиянье древней славы

Борцов зовет на брань.

На подвиг величавый.

Пер. С. Маршака

В позднейших стихотворениях Байрона на ту же тему интимная окраска возрастает. В последнем из них, написанном почти нака­нуне смерти («Последние строки, обращенные к Греции», 1824), поэт обращается к стране своей мечты, как к любимой женщине или матери:

Люблю тебя! не будь со мной суровой!

Моей любви нетленная основа!

Я твой - и с этим мне не совладать!Пер. Г. Шмакова

Свое восприятие гражданственной проблематики лучше всего охарактеризовал поэт в одном из лирических шедевров «Из днев­ника в Кефалонии» (1823):

Встревожен мертвых сон, - могу ли спать?

Тираны давят мир,- я ль уступлю?

Созрела жатва.- мне ли медлить жать?

На ложе - колкий терн; я не дремлю;

В моих ушах, что день, поет труба.

Ей вторит сердце...Пер. А. Блока

Звук этой боевой «трубы», поющей в унисон с сердцем поэта, был внятен его современникам. Но мятежный пафос его поэзии воспринимался ими по-разному.

Созвучное настроениям передовых людей мира (многие из них могли бы сказать о Байроне вместе с М. Ю. Лермонтовым: «У нас одна душа, одни и те же муки»), революционное бунтарство ан­глийского поэта привело его к полному разрыву с буржуазной Англией. Неприязнь ее правящих кругов к Байрону особенно уси­лилась благодаря его выступлениям в защиту луддитов (рабочих, разрушавших машины в знак протеста против бесчеловечных усло­вий труда). Подстрекаемые всем этим, британские «ревнители мо­рали» воспользовались личной драмой поэта - его бракоразводным процессом - для того, чтобы свести счеты с ним. Сделав Байрона объектом травли и издевательств, реакционная Англия довела своего величайшего поэта до положения изгнанника.

Перелом в личной жизни Байрона совпал с переломным момен­том мировой общественной жизни. Воцарение реакции, связанное с падением Наполеона и установлением власти Священного союза, открывшее одну из самых безрадостных страниц европейской исто­рии, вместе с тем положило начало новому этапу деятельности поэта. Его творческая мысль устремляется в русло широких философских умозаключений. Идея превратности жизни и истории, уже присутствовавшая в ранее созданных произведениях, теперь становится предметом его напряженного раздумья. Тенденция эта четко вырисовывается в двух последних песнях «Чайльд Гароль­да», где стремление к обобщению исторического опыта человече­ства, и ранее свойственное поэту, принимает значительно более целеустремленный характер. Размышления о прошлом, облеченные в форму разнообразных исторических реминисценций (Древний Рим, от которого остались руины, Лозанна и Ферней, где обитают тени «двух титанов» - Вольтера и Руссо, Флоренция, изгнавшая Данте, Феррара, предавшая Тассо), включенные в третью и чет­вертую песни поэмы Байрона, указывают направление его иска­ний. Ключевым образом второй части «Чайльд Гарольда» является образ поля при Ватерлоо. Крутой перелом в судьбах Европы, совершившийся на месте последнего сражения Наполеона, толкает Байрона на путь подведения итогов только что отгремевшей эпохи и оценки деятельности ее главного героя - Наполеона Бонапарта. Оценка эта на сей раз носит более объективный характер, чем прежде.

Рассматривая Наполеона уже как бы в «ретроспективном» ос­вещении, поэт отмечает двойственность его исторической роли. В судьбе великого корсиканца Байрон видит прямой результат внутренней разорванности этого «слишком великого и слишком малого» сына своего века. Жертва «самого себя», своего индивидуа­листически противоречивого сознания, «сильнейший, но не худ­ший» из современных людей, Наполеон одновременно стал и жерт­вой роковых законов истории.

«Урок истории» подсказывает поэту не только выводы об ее отдельных событиях и деятелях, но и о всем историческом процес­се в целом, который воспринимается автором «Чайльд Гарольда» как цепь роковых фатальных катастроф. Но эта пессимистическая точка зрения не выдерживается с полной последовательностью. На­перекор своей концепции исторического «рока» поэт приходит к выводам о том, что «все-таки твой дух, свобода, жив!», и по-преж­нему призывает народы мира к борьбе за нее.

«Восстань, восстань, - обращается он к Италии (находившейся под игом Австрии), - и, кровопийц прогнав, яви нам гордый свой, вольнолюбивый нрав!»

Слившись воедино, эти «полярные» настроения войдут в систе­му философских и философско-исторических воззрений Байрона. Система эта, как и всегда у Байрона, строилась под знаком коррек­тивов, вносимых им в рационалистическую доктрину Просвещения. В соответствии с этим одно из главных мест в ней заняла проблема возможностей разума, его состоятельности как фактора жизненного и исторического развития.

Первый период творчества (1807-1809). Сборник стихотворений «Часы досуга» (1807) является первым литературным опытом Байрона. В этом сборнике молодой поэт находится еще под обаянием любимых образов английской поэзии XVIII века. То он подражает элегиям Грея (стихотворение «Строки, написанные под вязом на кладбище в Гарроу»), то поэзии Бернса («Хочу ребенком быть я вольным...»); но особенно сильно чувствуется в ранних произведениях Байрона влияние дидактической поэзии классицистов (стихотворение «На смерть мистера Фокса» и другие). Вместе с тем в некоторых ранних стихотворениях уже начинает сказываться поэтическая индивидуальность будущего творца «Каина» и «Прометея». Об этом свидетельствует проявляющаяся иногда страстность тона, глубокий лиризм некоторых строк. Автор «Часов досуга» презрительно отзывается о «светской черни», о «чванливой знатности» и богатстве. Лирический герой сборника хочет бежать от лицемерия и фальши респектабельного общества в горы родной Шотландии. В общении с природой старается он найти исцеление от душевных ран, нанесенных бессердечным миром знатных лицемеров.

Стихи Байрона были замечены публикой. Однако литературный критик из «Эдинбургского обозрения», влиятельного либерального журнала, дал на них отрицательную рецензию. Поэт ответил на нее убийственной сатирой «Английские барды и шотландские обозреватели» (1809), которую принято считать первым зрелым произведением Байрона, правда, не вполне свободным от подражания классицистической поэтике. Эта сатира явилась также первым литературным и политическим манифестом революционного английского романтизма. Байрон подверг в ней злому осмеянию все признанные литературные авторитеты. Он беспощадно высмеял реакционных романтиков - Саути, Вордсворта, Кольриджа, автора многочисленных мистико-авантюрных романов Льюиса и других. Однако Байрон выступал не только с критикой современной ему английской литературы; он с похвалой отзывался о Шеридане (создателе замечательной сатирико-бытовой комедии), о поэтах-демократах Роджерсе и Кемпбелле (за их верность гражданским идеалам Просвещения XVIII века), а также о поэте-реалисте Краббе.

Байрон требовал от литераторов стать «ближе к жизни», откинуть антиобщественные, религиозно-мистические настроения, которые прикрывают лишь «голый эгоизм и произвол». Байрон призывал творчески использовать народную поэзию, говорить на языке, понятном простым людям:

Ахейскую цевницу золотую

Оставьте вы - и вспомните родную!

12. Причины возникновения и своеобразие цикла «восточных поэм»